Роза шевельнулась, улеглась по-другому. Большое пятно света в комнате раздражает, уж совсем не дает уснуть. Но если задернуть штору, станет слишком душно.
День, когда они впервые смогли выйти на улицу, был жаркий, и в их убежище нечем было дышать. Окошко не открывалось. Они услышали, как хозяйка, что-то громко крича, мчится по коридору, потом по лесенке к ним наверх. И вот уже она стоит посреди их каморки.
— Выходите на волю! — кричит она.
Роза уронила на пол чашку. Закрыла лицо руками.
— Не может быть, — сказала она.
— Чего не может быть? Что случилось? — спросил он.
Ему вдруг стало холодно. Его бил озноб.
— Немцы капитулировали. Я собственными ушами слышала по радио. Это точно. Пошли же, скорей выходите на волю!
Конечно, они знали о продвижении союзников. Знали, что война кончится не сегодня завтра. Но теперь, когда она в самом деле кончилась, он испугался. Растерялся. Его и тянуло на волю, и было страшно выходить.
Мелкими, непривычными шажками семенили они по улице. Да, вот и конец войне. Недаром столько флагов вывешено из окон. Недаром каждый постарался надеть на себя что-нибудь оранжевое[3] или красно-бело-синее[4]. Их обогнал мальчик, он дудел в трубу, сильно фальшивя. Лицо у него побагровело до синевы. Потом их обогнала крестьянская двуколка, битком набитая ребятишками, кричавшими "ура". Рука об руку шли они по деревне, дрожа в ознобе, несмотря на жару, мигая от яркого света.
— Вот мы и идем, — сказал он. — Идем себе по улице, как все люди. Можем идти, куда захотим.
Он с удивлением слушал собственный голос — уже и забыл, когда в последний раз позволял себе говорить громко.
— Куда пойдем? — спросила Роза.
— Просто погуляем.
— Давай посмотрим деревню. Мы когда-нибудь здесь бывали?
— Насколько я помню, нет.
— Наверно, тут красиво.
— Как будто бы да.
Они прожили в этих краях два с половиной года, но так ничего и не видели. Однажды зимним вечером они сошли здесь с поезда после долгого пути. Всю дорогу им было не по себе — оно и понятно: с фальшивыми документами, да еще с этим молчуном провожатым. Никто, кроме них, не сошел на заброшенном полустанке, название которого он не сумел разобрать. До фермы было еще полчаса ходу. Они шли пешком по темным проселкам, держась за руки, боясь потерять друг друга.
А сегодня Роза говорит:
— Как будто мы поехали в отпуск.
Она похудела. Кожа стала дряблой. В темных волосах появилась густая проседь. Плечи ссутулились. А ведь раньше она держалась так прямо. На пути им попался магазин канцелярских товаров. Роза остановилась. В витрине на фоне выцветшего картона была сооружена пирамида из серпантина, украшенная оранжевыми флажками, а вокруг — фотографии членов королевской фамилии. Но Роза смотрела не на них, а на открытки с видами, висевшие под стеклом одна над другой. Коричневые фотографии, снятые задолго до войны и передававшие неправдоподобную безмятежность тех времен.
