Так, в балладе «Водяной», опираясь на сюжет народной легенды о тщеславной красавице Уршке, поэт, не довольствуясь лишь пересказом, стремится передать чувства своих героев:
Люблянки-красавицы славятся всюду,
но Уршка была всех красивей в Любляне,
всех девушек, женщин прекрасней, желанней…
Умела она быть любезной, надменной,
умела разжечь в пылких юношах пламя,
разумно беседовать со стариками,
лукавить улыбками, взглядом, словами,
дурачила умных, сводила с ума,
пока не попалась вдруг в сети сама
[64].
(Перевод М. Зенкевича)
Переходным к романтизму явилось стихотворение «Прощание с юностью» (1828-29), также появившееся в первом номере альманаха. По своей элегической тональности оно сродни подобным «прощаниям» других европейских романтиков (например, «Ода молодости» А. Мицкевича). Но в отличие от польского поэта Прешерн грустит о прошедшей юности не как о времени «ангельского блаженства». Он рисует свои молодые годы как время, когда на смену юношескому легковерию приходит осознание сложности человеческих отношений в мире, где непризнанными оказываются Верность и Любовь, Мудрость, Правда и Знание, а ценность человека определяется лишь его богатством. Лирический герой Прешерна выражает решимость принять все тяготы, которые сулят ему жизнь и призвание поэта:
Нет, не попутный первый ветерочек
развеет вдруг все беды, и невзгоды,
и боль, что сердце все жесточе точит;
не он даст ощущение свободы
нам, льющим воду в пасть бездонных бочек, —
лишь зрелые придут на помощь годы!
Но, юность, вновь и вновь хвалить готов я все же
рассвет твой сумрачный, дай счастья тебе Боже!
(Перевод Л. Мартынова)
Глубокое выражение внутреннего мира человека явилось подлинным открытием совершенно нового поэтического мира, так непохожего на всю предшествующую словенскую поэзию. Не случайно появление первых произведений поэта вызвало недоумение и гнев в кругах духовенства, на него посыпались упреки в отходе от программы Копитара. В ответ Прешерн создает на известный сюжет Плиния сонет «Апеллес и сапожник» (1830), в котором остроумно и с определенной долей сарказма высмеивает Копитара. А затем отвечает своим критикам сатирическими терцинами «Новое писание» (1830), где в диалоге Ученика и Писателя раскрывает ограниченность взглядов защитников дидактической, утилитарной литературы. Эти произведения, а также цикл из двадцати эпиграмм «Шершни» (1831) можно рассматривать как образец литературной критики, впервые нашедшей отражение в стихотворной форме.
