Прямой эфир | страница 25
Мы совершенно по-другому смотрели на блюстителей нашего благополучия:
И как бы мы не посмеивались над поэтическими заблуждениями поэта и потугами учителей, всё же для нас была «жизнь прекрасна и удивительна». Славен будь, поэт, за эти слова!
Очередной юбилейный день рождения Вождя пролетариата наш народ праздновал пышно, с фантазией. Замысел работников культуры нашего города дошел поистине до фантастического решения: на торжественном собрании в театре оперы и балета поставить сцену пришествия «Вечно живого». Для постановки был разработан сценарий действия, сопровождаемого песнопением хора и солистов под аккомпанемент симфонического оркестра. Изображать главное действующее лицо пригласили актёра драматического театра, привыкшего к этой роли. Для увеличения «революционной массы» были мобилизованы самодеятельные хоровые коллективы. В числе хористов попал на оперную сцену и я. Здесь мне впервые в жизни пришлось встретиться с закулисной жизнью артистов, способных создать образ любого мифического героя в любом спектакле, и на высоком профессиональном уровне изобразить чувства восхищения, восторга, ликования. Все они оказались весёлыми, раскрепощёнными людьми. Вот и сейчас, пока не началась генеральная репетиция, ещё не перевоплотившиеся в предназначенные для них образы, облачённые в революционную одежду актёры подшучивают друг над другом. Больше всех достаётся «Ленину»: то толкнут его, то по лысине шлёпнут, то ещё – неприлично сказать – что. Режиссёр нервничает, успокаивает шалунов:
– Отстаньте от Ленина! А ты, Ленин, сам хорош, замолчи и встань в сторонку!
Но вот репетиции позади, начинается спектакль. Каждое действующее на сцене лицо играет свою роль, поёт свою песню, «Ленин» произносит всем известную фразу:
– Товарищи! Революция, о которой так долго говорили большевики – свершилась!..
Ликуют на сцене, ликуют в зале – вся страна ликует!
Спектакль, задуманный главным постановщиком и режиссёром, удался на славу.
В санатории был жёсткий режим, как на корабле, – сравнивал моряк, получающий лечение после загранплавания. В назначенное время, после отбоя, все мы должны были находиться в своих «кубриках». Свет гасили, но жизнь продолжалась: мореплаватель открывал заседание «литературного кружка». Он читал нам наизусть, причем, как я впоследствии убедился, не допуская неточности в тексте, рассказы Михаила Зощенко. Мы испытывали невыразимое удовольствие и удивлялись таланту исполнителя. Моряк же объяснил, что обстоятельства жизни в дальнем и многодневном плавании привели его к вынужденной начитанности. Дело в том, что старпом корабля назначил его судовым библиотекарем. В книжном фонде библиотеки была и запрещённая литература, которую личному составу выдавать на руки не разрешалось. Такие книги хранились отдельно до того момента, когда корабль заходил в иностранный порт, где, по установившейся традиции, судно посещали гости. И всегда среди них находились любознательные персоны, которые интересовались не только флотским борщом, чёрным хлебом и компотом из сухофруктов. Они входили в библиотеку и искали там книги Зощенко и других подобных авторов. И находили: хранитель их творческого наследия перед визитом гостей, по указанию замполита, доставал из спецхрана и выставлял на видном месте запретные экземпляры. Но не только политрук давал указания хранителю нецензурной печати. Личный состав младшего ранга поручил своему товарищу заучивать тексты вредоносной литературы и регулярно их декламировать в ночное время, когда недремлющие око и ухо замполита ненадолго приостанавливали свои функции. Так простой моряк нёс в народ «разумное, доброе, вечное».