Я предпринял громадное усилие, пытаясь вскрикнуть. Напрасный труд! Я повторил попытку несколько раз, но все безуспешно.
Мой спутник связал стопкой письма, выглянул в окно, напевая вполголоса популярный мотив из оперетты. Повернувшись ко мне, он проговорил:
— Впереди огни; минуты через две или три мы будем на станции.
Всмотревшись в меня пристальнее, он пожал плечами и с доброй улыбкой промолвил:
— Бедняга! Должно быть, изрядно утомился — как крепко спит! Ничего, проснется, когда мы остановимся.
Он положил пачку писем в ящик, запер его на ключ, очки сунул в карман и снова выглянул из окна.
Мы въехали в небольшой городок. Было около двух часов ночи. Карета остановилась. Краем глаза я видел открытые двери гостиницы: кто-то выходил из них с горящим фонарем.
— Вот мы и приехали! — весело воскликнул мой спутник, наклоняясь ко мне.
Однако я не проснулся.
— Да, бедняга, видимо, сильно утомился, — пробормотал себе под нос маркиз, подождав с минуту ответа.
Подошел Сент-Клер и отворил дверцы.
— Твой господин крепко спит, — предупредил его маркиз, — было бы жестоко будить его. Идем поищем что-нибудь перекусить, а для мистера Бекета следует взять пакет в дорогу, чтобы он смог поесть, когда проснется. Голову даю на отсечение, он страшно проголодался.
Он поправил свою лампу, подлил в нее масла и, стараясь не потревожить меня, вышел из кареты. Я слышал, как он повторил Сент-Клеру предостережение не будить меня и, продолжая разговаривать с ним, скрылся в дверях гостиницы, а я остался в уголке кареты в прежнем состоянии оцепенелости.
Глава восьмая
ТРЕХМИНУТНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
В разные периоды жизни мне приходилось переносить потерю сознания и страшную боль, но — благодарение Богу — ни прежде, ни потом, по окончании этой истории, я не испытывал ничего подобного. От всей души желаю, чтобы такое состояние не походило ни на один род смерти, которому подвержено человечество. Я чувствовал себя, словно бесплотный дух, запертый в темнице; безмолвие и неподвижность причиняли невыразимое мучение.
Способность отчетливо видеть происходящее вокруг сохранялась столь же необъяснимым образом, как и ясность мысли. Безотчетный ужас сковал душу. Чем кончится приступ? Неужели это и есть смерть? Зрение и слух не ослабевали ни на секунду, лишь воля моя словно утратила всякое влияние на движения тела.
Я уже говорил, что маркиз, не погасил своей дорожной лампы, когда вышел на станции. Призывая всеми силами души его возвращение, я вслушивался в малейший шорох в надежде на некую счастливую случайность, которая выведет меня из каталепсии.
