Обойдя холм, я спокойным и неспешным шагом, не поднимая головы, направился к сторожу. Праздные меня не замечали — мой наряд прекрасно сливался с воцарившимся окрест мраком, позволяя мне безбурно плыть в охватившем поляну серо-черном, холодящем кожу даже сквозь не самую тонкую одежду море. Часовой заметил приближающегося незнакомца, лишь когда я подбрел к нему на расстояние вытянутого меча. Разумеется, для подобного неумехи, к тому же отуманенного некстати подступившей дремой, должным образом среагировать в такой ситуации не представлялось возможным. Он только и успел, что хрюкнуть от неожиданности, попытавшись перехватить пику и силясь попутно пробулькать что-то вроде: «кто такой?». Но уже через мгновенье наемник застыл, точно изваяние — я резко сблизился с ним, на ходу изъяв из-за пояса короткий кинжал, приставил острую сталь к промежности парня.
— Брось, — негромко и как можно более грозно проговорил я.
Повторять не пришлось. Пика словно сама собой выпала из рук.
Я толкнул парня плечом в грудь и он, неуклюже попятившись пару шагов, рухнул гузном в грязь. Тут же прочухавшись, часовой, не теряя времени понапрасну, принялся спиной вперед отползать к остальному отряду.
Только теперь моей скромной персоне решили уделить интерес. Ровной волной стих гомон и в мою сторону постепенно повернулись все без исключения обыватели стоянки. Опустились руки с флягами.
Я плавно нагнулся в бок, подобрал пику, выпрямился, вальяжно вбив древко обухом в почву.
— Господа! Прошу вашего внимания! — я старался говорить чисто и самоуверенно, чтобы у этой шпаны ком в горле встал, а задний проход сжался до размеров песчинки. — Смею просить вас быть паиньками и сложить оружие, если не желаете неприятностей!
Наемники принялись растерянно, правда без ужаса в глазах, оглядываться друг на друга, но заговорить не дерзали. Даже клинка, по-прежнему, никто не доставал.
— Ты чего это, грабишь нас, что ли? — вдруг послышался чей-то не молодой сухой голосенок. Вперед подался низкий, бочкообразной фигуры лысый мужчина, с узенькими крысиными глазенками. Он был явно не из конвоя — об этом, помимо комплекции и вихлястой походки, также ярко свидетельствовала его одежда: расшитый золотой тесьмой темно-фиолетовый бархатный кафтан и теплые серые рейтузы, самыми краями заправленные в тесноватые чеботы. Также при себе он не носил никакого оружия, либо же попросту не держал оного на виду. По всей видимости этот рохля как раз и являлся непосредственным главой всего шествия, купцом. — Неужто в одиночку?
