Что-то схватило меня сзади. Киллан! Я пытался произнести его имя. Но не мог. Тогда я использовал мысленное прикосновение… И ничего не встретил!
Хватка была очень сильной, меня оттащили от камня и потянули в поток. Я закричал, забил руками, тщетно стараясь повернуть голову, чтобы разглядеть, что меня держит.
Но меня продолжали тащить, только голова моя оставалась над водой. Я все больше удалялся от берега и от убежища меж скал.
Я увидел Киллана верхом на Шапурне. Он смотрел туда, где меня уносило в неизвестное. Я подумал, что он должен меня видеть, однако он никак этого не показывал. Снова попытался позвать… но не мог произнести ни звука. И мысленный посыл словно наткнулся на глухую стену без единого просвета.
Киллан ехал по берегу, он явно что-то искал. Но меня ведь должно быть хорошо видно. Страх охватил меня, я все больше удалялся, покидая Киллана и тех, кто шел за ним. Я видел, как Шил попятился от воды и остановился с поникшей головой. Затем изгиб берега скрыл их от меня, и я утратил последнюю надежду.
Больше меня не несло, беспомощного, в потоке. Напротив, я лежал на чем-то устойчивом и сухом. Но я не сразу открыл глаза: удержала какая-то примитивная потребность узнать все, что возможно, при помощи других чувств, прежде чем показать, что я очнулся. Боль в бедре все усиливалась. Я старался не думать о ней, чтобы иметь возможность заняться чем-нибудь другим.
Дул холодный ветер, заставляя меня трястись и дрожать. Прижав руку к поверхности под собой, я ощутил песок и гравий. Прислушался: недалеко от меня журчит вода; слышен легкий шорох, как от ветра в растительности. Но больше ничего я не узнал.
Я открыл глаза. Высоко, очень высоко, по-прежнему висят тучи, превращая день в сумерки. Но между ними и мной ветка, серо-белая, без всякой листвы, словно памятник давно погибшему дереву.
Я оперся на руки и попытался приподняться повыше. Мир снова качнулся. Меня вырвало, изо рта хлынула вода, тело содрогалось от спазм.
Когда рвота прекратилась, я снова приподнялся, с отчаянной решимостью пытаясь разглядеть, где лежу. Осторожно поворачивая голову, огромными усилиями воли борясь с дурнотой, я увидел полоску берега и всего в нескольких дюймах от себя воду. Справа от меня груда камней, между ними старый побелевший плавник обозначает предельный уровень подъема воды во время наводнения.
Мои шлем и меч исчезли. Повязки, наложенные Дахаун на рану, ослабли, на них появились новые пятна крови. Но насколько могу судить, я один. То, что унесло меня по течению от брата и друзей, не потопило, но предоставило, может быть, более горькой судьбе — одиночеству в таком месте, где рана не даст мне возможности спастись.
