Танго ненависти | страница 54



Дни рождения, свадьбы, крестины, новоселья — все проходило мимо, и только Ника всегда значилась в списке приглашенных. Знакомые не разговаривали с ними или выплескивали на них грязь, состряпанную Никой. Одиночество и оковы! Оковы и одиночество! Салат из одиночества! Они замкнулись друг на друге, укрылись друг за другом, у них не осталось больше жизненного пространства, лишь то, в котором следовало отдавать долги, вести борьбу, отстаивать право на совместную жизнь.

С этого момента Абель начал меняться. Он, раньше возглавлявший список прожигателей жизни, ночных мотыльков, любителей острых ощущений, замкнулся в своей раковине и исчез из города. Затворившись в страницы любимых книг, он открывался лишь для музыки, паря между нотами джаза, фольклорных напевов родного края и классических произведений. Он открыл для себя удовольствие прогуливаться по лесу вместе с Мари-Солей и собирать невиданные дикие растения. В его душе поселился мир, и все его существование отныне превратилось в долгую медитацию, эйфорию от покоя повседневности, от поэзии обыденного, от гармонии обретенного. Мелкие события превращались в церемониалы, верховной жрицей которых, конечно же, оставалась Мари-Солей. Они шли по дороге времени, как сиамские близнецы, в поисках крошечных веточек, необходимых для строительства их гнезда. Они выстраивали и самих себя, они строили супружескую чету, способную превратить грубую реальность в шкатулку маленьких радостей. На работе заметили, что Абель перестал опаздывать, что стал вкладывать душу в любые начинания с серьезностью созидателя. Ему нужны были результаты. Он работал без отдыха… Его речь освободилась от былой фривольности. Он стал походить на диаграмму, для которой не существует ничего, кроме стремления несмотря ни на что двигаться вверх. Он стал человеком, готовым достойно и стойко встретить любые трудности. Изменилась даже его внешность. Волосы всегда безукоризненно причесаны, костюмы вычищены и наглажены, ногти ухоженны, ботинки начищены. Весь его облик выдавал мужчину, заботу о котором взяла на себя сама добродетель. Его новое поведение со временем принесло ему молчаливое уважение, которое обычно проявляют к выдающимся личностям. Он все чаще и чаще стал слышать обращение «господин Абель» или «господин директор», против которого по-прежнему протестовал. Наиболее наблюдательные догадались, что все эти внешние перемены неразрывно связаны с глубинными переменами его личности. В нем просыпалась невероятная, доселе дремлющая, сила.