Потом они брели по улицам деревни — босые ноги, обновленные сердца, — чтобы окунуть свои слова в свежую пену пива. Маленькая площадь перед церковью казалась мягкой подушкой. Колокола звонили так, что заставляли вибрировать души мертвых, свернувшихся клубком в своих могилах. Каждый в маленьком домике!
Они возвращались в свою хижину и откладывали в сторону шпоры из морской пены, уздечку из легкой паутинки, седло, сшитое морскими звездами, и сапоги-скороходы, чтобы насладиться горячим шоколадом. Они перекидывались смехом, обменивались мечтами и разрабатывали планы на будущее…
Будущее не наступило. Оно вильнуло хвостом во время случайной встречи и исчезло. Можно сказать, что будущее покончило с собой!
Город был многолюден. Торговки и солнце пытались затеять грандиозный и жаркий скандал. Но в этой полуденной суете Абель видел лишь ее — Нику! Она шла… Разве можно назвать ходьбой это кручение щепки в потоке утраты? Именно это увидел Абель: совершенно высохшее существо, потерявшее дорогу, с невидящим взглядом. Нетвердыми, неуверенными шагами зомби она шла, равнодушная ко всему окружающему. Ника шла с поклажей из молчаливого хаоса, качая его, как мертвого ребенка. Абель видел ее. Она видела Абеля.
Они не обменялись ни единым словечком. Они пересеклись в безвременье… Тем же вечером Абель вернулся к ней, к себе, закрыв скобки в этой истории, о которой они никогда не говорили. Лишь много позже она спросила его:
— Почему ты вернулся?
— Потому что я не мог видеть тебя такой! Ты была настолько…
Ее взгляд не дал ему закончить. Он принялся плакать, а затем они занялись любовью… О, грусть! Тоже прекрасное чувство…
Он вдруг осознал всю странность ситуации. Он находился здесь, на кровати, в чужой квартире, в то время как в том же городе его жена и его дети спали совсем другим сном. Все было так непросто, и какая-то внутренняя сила заставляла его вернуться.
Другая сила распяла его на кресте ночи. Он закружился в водовороте беспокойного одиночества. В какой-то момент он провалился в яму отупения. Потом поднялся на поверхность, выблевывая осколки прошлого. Кинолента крутилась в полном беспорядке, то разрываясь, то вновь склеиваясь, опустошая его с невероятной силой.
Двор лицея, который они пересекают рука об руку. Ужин в районе Центрального рынка. Первая попытка слияния тел и его безумная вольтижировка. Подаренный глиняный ключик. Кавалькада любовных приключений. Она исчезла. Он искал ее в складках города. Он нашел ее. Воссоединенные, поющие. Беременность. Вот они женятся, скрываясь, как преступники. Первая квартира. Первый автомобиль, прозванный «В поте лица». Путешествия. Друзья. Возвращение в родные края (ее края), которое захватило ее, переварило и возвратило заключенную в оболочку грязной злобы. Крики. Скандалы. Отлучки. Предательства. Разрывы. Раненые ночи. Дни без прощения. Недели лая. Такие милые дети! Месяцы, опрокидывающиеся в сточную канаву лет. Такие милые дети, они стоят плечом к плечу, поддерживая друг друга. Молчащее радио… Беспорядок. Сочувствующие соседи. Сочувствующие и беспокоящиеся из-за этой четы — искореженной, кособокой, горбатой. Беспомощные родители. Они кричат, раздирая горло. Что же такое творится? Можно не отвечать. Осталось лишь два разъяренных буйвола в саванне, охваченной огнем, они сражаются, сцепившись рогами. Они ошалели. Потеряли голову. Они ревут что есть силы, никогда не зализывая раны. Никогда не побеждая. Уже позабыв, из-за чего они сцепились. Они причиняют боль, и этого достаточно! Вот уже тысячу лет! И по прошествии тысячи лет!
