которая знает о своей вине!
Выражение моего лица на фото можно назвать сдержанным. Я представляла ту жизнь, которую ты мне предложишь. Мой слегка наморщенный лоб выдает всю настороженность, испытанную мной от твоего легкомысленного «да», выскользнувшего в мэрии.
Я забыла мэрию. Я забыла мэра. Но я не могу забыть, что мы поспорили сразу же после церемонии. Как это? Я забыла… Серия фотографий на поляне студенческого кампуса с двумя нашими свидетелями и их возлюбленными. Праздник был скромным. Даже сегодня мне по-прежнему кажется, что тогда мы были счастливы: как мы танцевали — обезумевшие детские волчки, как мы пили и как обнимались. У нас не было медового месяца. Я почти сразу же уехала в другой город, где должна была работать. Я оставила тебя в постели, вернее, я оставила в постели бутылку и тебя. Ты догнал меня еще в дороге. Я приняла тебя. Мое сердце пело, когда я видела тебя рядом с собой! Вот тогда я наконец поняла, что мы с тобой муж и жена. Навсегда… На всю жизнь… До смертного одра.
Усевшись на массивную резную кровать, Ника внимательно разглядывала шкаф. Вернее, верхнюю его часть. Там, где раньше лежал чемодан, зияла огромная дыра. Она напоминала дыру в гробнице Христа после его воскрешения. Эта дыра, затягивающая ее в глубины скорби, пришла из немыслимой дали, дали, в которой рождаются галактики.
Ника прикоснулась к груди, чтобы убедиться, что сердце еще бьется. Но оно блуждало где-то, охваченное страданием, сравнимым лишь со страданием распятого. Она провалилась в хаос, в безвременье.
Перед Никой промелькнула череда видений. Они всплывали из памяти, толкались, карабкались по натянутым веревкам ее нервов, разбивали ударами тарана двери, за которыми хранились тайны.
Юная наложница короля Беханзина[10], схваченная после переворота и брошенная заживо в ад, бродит среди зомби. Юная дева, насилуемая, как кусок черной плоти без чувств, без крика. Она не отдает свою душу. Она предоставляет лишь тело. А это уже много.
Юная рабыня, отданная на разграбление целой плантации. Единственный, кто здесь живет, — это хозяин. Другие либо влачат жалкое существование, либо бегут. В зависимости от веления их сердец. Единственное, что здесь постоянно и непреложно: хозяин попирает, подбирает, оседлывает, ездит верхом на любой женщине, и это нравится его члену. Дикие ночи, как дикие девственные джунгли. Яростные атаки на излете полдня, атаки без свидетелей. Жадное стремление вкусить мед эбеновых лесов. Непреодолимо влечет холмик лобка, прячущийся в шелковистом пушке. Возможно, все это есть и у его жены, но… Она изнемогает от запаха хижин черных рабов. Озлобленная:
