Город приближается к платформе, на которой толпятся солнцеходы. Некоторые возвращаются после недель или даже месяцев отсутствия — столько времени требуется, чтобы обойти всю планету. Когда город окажется рядом, двери его шлюзов откроются и они смогут войти.
Это произойдет уже скоро, и Свон тоже следует быть там. Но она все еще стоит на возвышении. Ей уже не раз приходилось заменять сетчатку, не однажды она, как заяц, убегала от смерти. И вот опять. Она сейчас чуть южнее города и горизонтально подсвечена, словно серебристая соринка в луче солнечного света. При виде такой опрометчивости невозможно удержаться и не закричать (хотя это и бесполезно): «Свон, ты дура! Алекс мертва, и с этим ничего не поделаешь. Беги, спасайся!»
Но вот она приходит в движение. Жизнь, стремление к выживанию побеждают смерть — Свон поворачивается и бежит. Тяготение Меркурия, почти такое же, как на Марсе, часто называют самым подходящим для бега, потому что привычные к нему могут мчаться огромными прыжками, размахивая руками для равновесия. Свон прыгает, но неудачно, один сапог цепляет камень, и она падает ничком, но вскакивает и вновь прыгает вперед. Нужно добраться до платформы, пока город еще не отошел от нее: до следующей — десять километров к западу.
Она подбегает к лестнице на платформу, хватается за перила, взлетает на край перрона и запрыгивает в закрывающийся шлюз.
Когда Свон поднималась по большой центральной лестнице Терминатора, церемония прощания с Алекс уже началась. Обитатели города вышли на бульвары и площади и стояли молча. В городе находилось много гостей: проводилась очередная конференция, одна из тех, которые Алекс устраивала. В пятницу она лично приветствовала прибывших, а теперь, неделю спустя, ее похороны. Внезапная смерть. Оживить не сумели. И вот горожане и гости-дипломаты — все люди Алекс — скорбят.
Свон остановилась на полпути к вершине Рассветной Стены, не в силах идти дальше. Внизу — крыши, террасы, патио, балконы. Лимонные деревья в огромных керамических горшках. Закругленный склон выглядит кусочком Марселя, — белые четырехэтажные жилые дома, балконы с черными металлическими перилами, широкие бульвары и узкие переулки, выходящие на променад над парком. И все запружено людьми всевозможных разновидностей; лица тоже представляли все известные ей типы — ольмекский сфероид, топорик, лопата… У перил стояли трое маленьких, чуть более метра, все в черном. У подножия лестницы толпились только что подошедшие солнцеходы, пыльные и загорелые. От этого у Свон защемило сердце: даже солнцеходы явились на прощание.
