Без предупреждения открывается дверь кошары, и входят тени, светя себе под ноги фонариками. Затем лучи прыгают по стенам, настойчиво шарят по углам, скрещиваются, танцуют на шкурах потревоженного овечьего братства. От этой пляски огней холодящее чувство опасности судорогой стягивает живот. Коротко вякнув, в ужасе, сломя голову, несется он на другую половину кошары. Узкий луч выстреливает над спиной. Нет, невозможно укрыться за чужими шкурами, прикинуться ягненком — глаза слепят вспышки электрических ламп, дробятся о его глупую голову. О, сколь коварен и ненасытен человек! Лучи толчками гонят его в сырой гниющий угол, где под копытами чавкает жижа, бело-голубым снопом пригвождают к стене. Люди подставляют фонари к подбородкам, высвечивая лица, — густые тени рисуют жуткие обрядовые маски. За ними он, задрожав курдюком, узнает Омбоева, чабана-сотника, с длинным ножом в руке. Он пришел отомстить за поруганную честь барана-производителя, разве Нуров не знал, что за его личиной скрывалось высокое начальство?! Маски корчатся новыми тенями, хохот сотрясает бревенчатые стены. Овца по кличке Жорик обреченно пучит глаза, узнав под масками круглолицего — раздвигая щеки в улыбке, тот манит его толстеньким пальцем, — ветврача Семенова в белом выглаженном халате с синим крестом на кармашке и Сергея Аюровича в строгом костюме и галстуке, отрешенно натягивающего на холеную кисть перчатку. Эх, зачем он так много ел вкусного корма, ведь в жертву приносят самого жирного… Они пришли свершить обряд, они кричат хором: «Мы очэнь; любим шашлык!»
Они хохочут, показывают на него пальцами. Чьи-то руки хватают его за ноги, связывают сыромятным ремнем. «Глупая овца все стадо портит!» — раздается над ухом рыкающий глас председателя Базарова. И он здесь! Сергей Аюрович, поправив галстук, раскрывает красную папку и зачитывает указ правления колхоза за номером таким-то. Круглолицый услужливо, придерживая полы дубленки, щелкает шариковой ручкой. Сергей Аюрович, отставив мизинец, витиевато расписывается… Семенов, протерев очки в золотой оправе, многозначительно кивает, кивают и невесть откуда взявшиеся женщины из бухгалтерии, одна из них, главбух, платочком утирает слезы… Овце по фамилии Куров душно, она кашляет и трясется в ознобе, волны страха пробегают по шкуре. Сейчас ему сделают острым ножом надрез под ребрами, залезут внутрь грязной рукой, будут шарить, как у себя в кармане, дыша в ноздри водочным перегаром, торопливо искать заветную жилу у сердца… Скорей бы уж! Закаленная сталь похолодила живот…
