…«Давай деньги! Деньги давай!» — кричит он в лицо старухи. Он видит напуганное, похожее на желтый комок суглинка личико, безвольно раскрытый рот, капельку влаги на кончике языка; старуха что-то бормочет, тыча себя во впалую грудь. Он замечает, как усмехается бабка напротив, как поспешно уткнулся в газету мужчина в очках, слышит чьи-то голоса и вдруг его жестко, до хруста в плече разворачивает сильная рука, и обжигают синие, горящие бешенством зрачки…
Жорик раскрыл глаза и вспомнил.
Поздно вечером после десятиминутной стоянки в каком-то молодом городе с месторождением чего-то ценного — эту информацию дикторским голосом обронил мужчина-всезнайка — Жорик подсел к дружной троице в дальнем купе. Троица все так же резалась в карты. Уж так стало тоскливо мыкаться, выискивая окурки, в холодном и грязном тамбуре после ярких огней вокзала, всех этих поцелуев-объятий на перроне, которые не для тебя, дорогих, сытных буфетов, где тебе нечего делать, что он набрался храбрости и подошел к ним с заискивающей улыбкой. Не отрываясь от карт, те дружно сосали из горлышек светлое пиво, закупленное во время стоянки. Неожиданно его приняли хорошо, усадили возле солдата, налили пиво и сообщили, что для полного счастья давно не хватало четвертого игрока. Кавказец с синими щеками одним взмахом руки разбросал карты, каждому по три. Играли в незамысловатую игру с коротким названием, Жорик не запомнил. Ставки были копеечными, больше ради спортивного интереса, как выразился юный очкарик, но Жорик быстро спустил свой полтинник с чем-то. Заметив, что новичок огорчился, ему предложили деньги обратно. Жорик, превозмогая желание, гордо выпятил нижнюю губу. Тогда ему дали полстакана водки и пива на донышке.
Вернувшись на полку, он впал в мрачное настроение. На голодный желудок сто граммов ударили в голову. Это что ж получается? Ни гроша в кармане! Обманут — он уверил себя, что троица — отъявленные шулера, раздет — вспомнился колхозный тулупчик… Почему он должен страдать из-за того, что рядом не хотят поделиться?!
Он спрыгнул с полки и заорал на старуху. Что-то насчет того же — денег.
«Не смей! Гад!» — обладатель рифленых ботинок больно сжал плечо. Жорик покосился на татуировку и зажмурился.
«Деньги?! — странно, плачущим голосом вскрикнул парень и яростно зашарил по карманам. Лицо его исказилось гримасой обиды, и Жорик понял, что тот еще молод. — Деньги, да?! На, бери, бери, че лупишься? Бери, тебе хорошо заплатят! Чистая шерсть! Бери, гад, мать не трожь!»
