Когда советские и канадские хоккеисты ушли на перерыв, брат взял слово. Для начала он отозвал Жорика идиотом.
— Ты позоришь нашу фамилию! Взгляни на себя. Взгляни на меня. Ты уже не мальчик. В твоем возрасте порядочные люди имеют семью, детей и так далее… Когда я приехал в этот город, являл жалкое зрелище, вот как ты сейчас. Но я сказал себе: будь сильным. Две пятилетки от звонка до звонка я горбился на заводе — ты думаешь, это приятно — стоять у станка по восемь часов? Но я давал план. Я бегал перед бригадиром, перед мастером на задних лапах. Я участвовал в общественной жизни… Мне дали квартиру! Смотри!
Брат в порыве воодушевления обвел рукой мебель под старину, книжные полки, люстру с подвесками, ковер на стене. Затем увлек упирающегося Жорика в спальню с широкой и низкой, как нары, кроватью, заправленной атласным одеялом; в свой кабинет, в детскую комнату, посетили раздельный санузел, заглянули в сверкающую кафелем кухню, где крашеная хозяйка раздраженно катала тесто… И везде брат, хватая Жорика за руку, кричал в ухо: «Смотри, смотри!» Будто он, Жорик, если не глухой, то уж наверняка слепой и должен вот-вот прозреть…
В перерыве хоккейного матча международный обозреватель с озабоченным лицом говорил, что антициклон, зародившийся в атлантических высях, переместился с французских берегов на север Европы. На экране мелькнули заваленные до крыш коттеджи, безлюдные улицы скандинавского городка, замершие на автобанах машины… Снег валил охапками.
Жорик пялился в телевизор, который видел впервые, как завороженный. Какие цвета! Красивее, чем в жизни.
— …ты думаешь, что все это упало с неба? Нет, дорогой, ошибаешься! Я давал и даю план. Посмотри на мои руки! — брат сунул под нос бугристые ладони. От них воняло бензином и одеколоном. — Видишь мозоли? Это руки рабочего человека! Ты вот катаешься, а я вкалываю в гараже до темноты! А потом всю ночь дежурить, это как?
Руки отмыть некогда! Костоправ я, понял?
— Ветеринар, что ли? — думая о своем, тупо переспросил Жорик, поджимая пальцы в дырявом носке. Тапочек ему эта крашеная не дала.
— Совсем спятил с этими овцами! — засмеялся брат, покачивая шлепанцами. — Да! Цивилизация и до нашего медвежьего угла докатилась! Костоправ клепает частников, понял? Чинит их машины, словом. Не даром, не даром! Спрос рождает предложение. А ты как думал? В грязи, да в масле! Так что давай, не позорь фамилию нашу…
Жорику братовы излияния стали надоедать, и он уныло ждал, когда тот выдохнется и заговорит о его просьбе. Но хозяин ударился в воспоминания о детстве, как они играли в войну и подрались из-за какого-то патрона, и что у них была одна пара ботинок на двоих, в общем, нес чепуху. Жорик покашлял и спросил насчет денег.
