Белые Россы | страница 21




Машина неслась в сторону города. По обочинам громоздились бигборды, с которых сытая физиономия Мишки Киселя обещала: «Я вас сделаю счастливыми!»

Кто-то из конкурентов-юмористов зачеркнул слово «счастливыми», а после слова «сделаю» поставил жирный восклицательный знак. «Я вас сделаю!»


Водитель, восхищенно разглядывавший Ирину в зеркало заднего вида, тихо сказал Артему:

— Вот что значит быть миллиардершей… Тетя-то в серьезном возрасте, а как классно выглядит!

— Это оттого, что никогда никого за глаза не обговаривала, — на чистом русском языке сказала Ирина.

У водителя глаза стали квадратными.

Артем зло посмотрел на него, обернулся к даме и автоматически попросил прощения по-английски, тряхнул головой и сказал по-русски:

— Он у нас на стажировке, простите, пожалуйста…

— За что? Хоть и угловатый, но все-таки комплимент.

— Меня Артемом зовут.

— Ирина Владимировна.

— А без отчества можно?

— Можно, — улыбнулась Ирина.


Андрей сидел в одном из кабинетов горисполкома. Рассказывал:

— Я его еще года два назад заприметил… Их тогда в кукольный театр вели… Стоим на красном светофоре, ждем… И они гуськом, как цыплята. Дениска последний, флажок красный держит… Сопли-ивый… Я посмотрел на него, улыбнулся, а он… — у Андрея навернулись слезы на глазах, — тоже посмотрел на меня и просит шепотом: «Дедуська, дай сладину». Шепотом, чтоб воспитательница не услышала. Я в гастроном, шоколадку накупил… И знаю, что не голодные они все, и сладким их кормят… Но ему не сладкое нужно, а сладина!! Той же весной я пасеку завел. Чтоб сладина, значит, была… Постоянно.

Андрей достал из кармана Денискин рисунок.

— О, смотрите, что рисует… Это он… Я знаю! Это он по подзатыльнику от отца тоскует… Отца не было… А он тоскует… А подзатыльник от отца-а… Это… Я знаю… Получал.

— Андрей Федорович, дорогой… У меня даже ком в горле… Честное слово… Но к моему огромному сожалению, мне не только нечем вас порадовать, но даже обнадежить. Все упирается в ваш возраст. Органы опеки и слушать ничего не желают. Законодательство не обойдешь.

— Я помирать не собираюсь. У нас в роду все долгожители по мужской линии.

— Законом четко определена верхняя граница возраста человека, после которой усыновление недопустимо.

— Ну, нельзя усыновить, давайте я его увнучерю… Какая разница? Мог быть у меня такой внук? Мог. Мог остаться без родителей? Мог. И жил бы с дедом…

— Остроумно, забавно и трогательно, но… невозможно.

— Валентин Степанович, я же… Он привык ко мне. И если его кто-то другой заберет… сбежит. Я его знаю. Он шалопут еще тот. Представляете, его мама бросила еще в роддоме, отказалась от него, а он в морду бьет каждому, кто о ней плохое слово скажет.