— Спасибо, Алексей Николаевич, я понял. Но…, вряд ли вы когда–нибудь обо мне услышите.
— Не зарекайся!
— Я не зарекаюсь, я рассуждаю здраво. Вы помогли мне притереться к этой жизни, теперь я смогу бесследно раствориться. Не привлекать внимания о с о б е н н о с т я м и. Я буду осторожен.
Маугли исчез из гостиницы той же ночью. Утром, выйдя на завтрак в ресторанный зал отеля, Алексей Николаевич увидел за угловым столиком новичков: парочку накачанных парней с внимательно–рассеянными глазами.
«Вовремя ушел Ванятка», — подумал Сулема, раскрыл спортивную газету и начал неторопливо потягивать кофеек из крошечной белой чашечки.
1 часть.
Подмастерье
Первым пришел кот.
И Воронцов даже не понял, почему вдруг открыл ему входную дверь квартиры.
Стоя на пороге в измятых спальных трусах, успел удивиться. Потом обрадоваться, мелькнула мысль — «я становлюсь н о р м а л ь н ы м?!», память перестала регистрировать мельчайшие детали бытия, пропустила, не отпечатала в анналах звонок в дверь… Какие–то шалопаи позвонили, хихикая сбежали вниз по лестнице. Кот дотянуться до звонка не мог, будь даже он из цирка.
Захар сосредоточился… Невероятная фиксирующая все и вся память, мгновенно восстановила порядок.
Воронцов проснулся не от звонка. Встал с постели. Поддернул резинку широких клетчатых шортов. И, зевая, поплелся к двери.
Звонка оттуда, точно — не было. Был только, сидящий на коврике под дверью крупный полосатый кот с драным левым ухом. И некое странное, призывно–требовательное, щекочущее ощущение, заставившее Захара подойти к двери и отпереть замок. Воронцову показалось, что к двери его, как будто бы — позвали.
Кот позвал.
Вот засада, всерьез расстроился мужчина, начинается, блин, заново! Точнее — продолжается. Вот уже несколько дней Воронцову казалось, что его голова временами превращается в телевизор заполненный «белым шумом». Причем телевизор древний, с ручками настройки на корпусе, которые некая нетерпеливая рученка постоянно покручивала, пытаясь выловить в мельтешащем черно–белом крошеве устойчивую передачу: найти канал трансляции.
А подобных странных ощущений Воронцов боялся до одури. Человек, семь лет ходящий по тонкой грани между сумасшествием и здравием, не мог беспечно отнестись к любым возникшим вдруг кульбитам рассудка: ощущение «белого шума» Захар испытывал впервые. Тумблер «настройки» щелкнул в голове четыре дня назад. Причем, мягко говоря, — не вовремя. «Шум» накатил в особо трепетный момент, когда Захар нежно мял пальцами ладошку Дины, уговаривая любимую назавтра отправиться в ЗАГС.
