Стояли мы еще долго. То есть не стояли, а ползли еле-еле. Справа и слева, по газонам, врассыпную, уходили проигравшие с разгоряченными, злыми мордами. По рядам гуляла вакса со щеткой — почисти и передай товарищу. Вот уже рукой подать до ворот. Вот качнулся последний ряд стоявшего перед нами саперного батальона. Следующие мы.
— Умницы мои! — Останин, как волчок, крутился вокруг колонны. — Дружно и громко! И личики — на трибуну!
Мы прошли хорошо. Савин запел вовремя, поэтому припев мы гаркнули как раз в тот момент, когда поравнялись с трибуной; и с шага никто не сбился. От ворот, где Трошкин в притворном восхищении развел руками, нас повернули и поставили в центр поля. Там уже стояли какие-то роты. Их тоже пустили во второй тур. А пока проходили последние.
Во втором туре мы пели так, что, если бы я слушал со стороны, я никогда бы не поверил, что это мы. Мы, которые... Наверное, не надо объяснять, какие мы. Но пели мы с настоящим энтузиазмом.
Во-первых, потому что Савин сразу начал с третьего куплета:
Закипит тогда войною
Богатырская игра.
Строй на строй пойдет стеною,
И прокатится «ура!».
Это самое «ура!» мы рявкнули с такой страшной силой, что в городе N за икс километров отсюда, наверное, задребезжали стёкла: Честное слово!
Во-вторых, был азарт соревнования, мы завелись.
А в-третьих, произошло неожиданное. Эта самая дисциплина, от которой мы отбивались с первой минуты лагерной жизни, вдруг захватила нас. Ощущение частицы, крошечного винтика громадной, размеренно несущейся машины вдруг пленило каждого из нас, и мы подчинились ему. В этом ощущении была какая-то могучая, спаявшая всех нас радость. Именно радость!
В финале нас обштопала полковая школа. Шли они, конечно, лучше, а пели, может, и хуже, но они для финала припасли еще одну песню, а мы прошли с той же. Но второе место нам досталось. Полковники махали нам фуражками, когда командир дивизии объявил итог. А Останин был просто счастлив.
— Умницы! Умницы! — причитал он, когда мы выходили со стадиона, и норовил дотронуться до каждого.
И мы были счастливы, словно обыграли сборную Англии на ее поле. Савин безо всякой команды запел. Мы с готовностью подхватили песню, и пели ее в первый раз всю от начала до конца — хорошую старую солдатскую песню о славе русского оружия.
— Разорались! — бубнил Трошкин, который встал в строй и теперь портил нам настроение. — Думаете, вам за это добавку дадут?
...Больше мы не пели «Сюзанну». Пели «По долинам и по взгорьям», «Наша Таня громко плачет», «Катюшу». А чего? Когда поешь — легче идти. Когда не выпендриваешься — все быстрее проходит. А нам месяц, всего.
