От зарядки Юрка разогрелся, вспотел, и сейчас все тело у него горит нестерпимым зудом, особенно живот и ноги. В бане они не были уже недели три, спят, не раздеваясь, потому что вагончик щелястый и, сколько его ни топи, все выдувает — обовшивели. Юрка встает на корточки, чтобы не так видно было, задирает майку, спускает штаны и с наслаждением натирается снегом. Зуд проходит.
«Эти ханурики все еще валяются и клянчат друг у друга окурки. С такими далеко не убежишь. Казалось, что много пробежал, а на самом деле — метров триста, не больше».
Около вагончика Юрка догоняет Шмунина. Шмунин замерз и хочет первым вскочить на лестницу. Юрка поддает ему сапогом и кричит:
— Будь проклят тот день, когда ни разу не плясали мы!
— Дурак! — обижается Шмунин и хлопает дверью. — А еще Ницше читал! — кричит он, показывая кончик носа.
Наверное, он сейчас уперся сапогом в косяк и приготовился к штурму. Но где ему удержать! Юрка одним махом взлетает на крыльцо, дергает ручку и падает на холодные доски — дверь никто не держал. Эмка хихикает у своего вагончика.
— Скубенты! — кричит от землянки Мишка, который на время отпуска бригадира стал за главного. — Чухаться долго будете?
«Наверное, дядя этот оставил старика — не визжит. А то как по нервам пилой: взз-взз-взз. Палачи тоже завтракают. Вот и сидел бы дома. Маша бы ему кофей в постель подавала. А он сюда прискакал — кусок от его комбайна откусят. А кому он нужен? В уборку — другое дело, мигом разденут. Вон Ваня Сапелкин, на что телок, а перед тем, как в поле выехать, со всех других комбайнов змеевики поснимал. Они и не нужны ему были — зато сразу за все обиды рассчитался. Если бы узнали — был бы шум, а так каждый поматерился и достал откуда-то новый. У них все припрятано. Дядя, наверное, и боится, что такие, как он, его комбайн раскурочат. Только зря он тут крутится — „Беларусом“ комбайн в мастерскую не оттащишь, а все „дэты“ на пахоте».
Вторым выскакивает из вагончика Никонов.
— Выходи строиться! — кричит он. — Быстро!
Бунин и Шмунин спускаются, не обращая на него внимания.
— Равняйсь! — кричит Никонов. — Смирно! С песней шагом марш!
Высоко подбрасывая худые ноги, Никонов печатает, как на параде, шаг.
— Наша Таня громко плачет, — кричит он дурным голосом, — уронила в речку мячик.
Скользко. Идти нелегко, но Никонов не сдается, шлепает к землянке впереди всех.
— Возьмите знамя красное, все вымпелы назад, — заводит Шмунин на мотив «Среди долины ровные».
