— Не жалеете зятька моего, — сказала тетя Наташа, — взмок весь.
— Они трутни, — сказала Лариса. — Чего их жалеть?
Алла на нее очень строго глянула.
— Я чего хотела спросить? — сказала тетя Наташа. — Может, вы мою Нинку в Москве видели? Селиверстова ее фамилия.
— А где она учится?
— Она шить любила. Вот я и думаю, что по этой части пошла. Она в институт поехала поступать, еще в позапрошлом году.
— Не пишет? — спросила Алка.
— Открытки на праздник шлет. А что в открытке напишешь?
— В Москве Селиверстовых много, — сказала Лидка, — может, тысяча или две.
— Да я так. Думала, может, видели. Ешьте картошку, пока, горячая. А я тоже в баньку схожу.
— Нинка — приятельница твоя? — спросила Алла у Толика, когда тетя Наташа ушла.
— Была. Теперь в Москве живет. Она мне написала недавно. С намеком — хочешь, мол, приеду. А зачем? И без нее девок хватает — только помани.
— Ах ты, замухрышка! — сказала Тамара. — Ну, меня помани!
— Вот еще, — фыркнула Маргошка, — нужна ты ему!
— А я говорю: тихо! — поднялась уже совсем пьяненькая Лариса. — Налейте, сейчас все выпьем. Выпьем за плохие условия. Тогда все трутни подохнут, а мы останемся одни. Выпьем за то, чтобы у нас без них все хорошо получилось! Ура!
...Тетя Наташа уложила москвичек на полу, застелив комнату какими-то пальтушками и ватниками. Сразу запахло тавотом, бензином, но привередничать не приходилось.
Опять пошел дождь, и ветер швырял его горстями в окно.
Раньше чем после обеда завтра не нужно и собираться.
— Девочки, Лена там одна, — затянула в темноте свою волынку Лида, — и голодная, наверное.
— Сбегай, покорми, — посоветовала Лариса.
— У меня там еще пряники остались, — сказала Маргошка, — захвати, когда обратно побежишь.
— Она одна, ей там холодно, — стонала Лидка.
— А нам тепло? — спросила Маргошка.
Ей никто не ответил. Она помолчала, потом сказала:
— С усатым я ни разу не целовалась. Хорошо, а? Кто знает?
— Я знаю, — сказала Алла, — еще одно слово, и пойдешь прохладиться.
— Зануда ты все-таки, — сказала Тамара, — И что ты все командуешь?
Опять стало тихо. Только где-то далеко громыхало — не то движок работал, не то трактор все куда-то шел и не мог уйти.
— Надоели вы мне! — сказала вдруг Алла. — И когда это все кончится!
Ей никто не ответил.
