— Ты хочешь сказать, что в Либерии некому недолюбливать эльфов? — в голосе кота чувствовалось сомнение.
— Бег, в нашей стране ни один зверь, а тем более никто из людей, сплошь двинутых на толерантности, не считает себя чем–то хуже любого из эльфов. Так откуда взяться нелюбви к ним? И давай закроем эту тему. Я, конечно же, догадываюсь, что у вас в сказочном лесу все немного по–другому, но в нашей стране видовая принадлежность — это всего лишь видовая принадлежность. И точка.
Миклош даже наклонился в его сторону, чтобы придать своим словам большую значимость. А в его голосе явно читалась гордость за свою страну, и отнюдь не с позиции директора бюро общественного спокойствия.
Бегемот прекрасно понял своего приятеля, но Базилио, укрывшийся в темных уголках его души, понимать отказывался.
На этой пафосной ноте разговор был, по сути, окончен. Бегемот перед уходом заявил, что ему нужно несколько дней, чтобы освоиться в Либерии, а потом он сможет приступить к работе. Мышонок не возражал.
Покинув бюро, кот действительно целый день праздно шатался по улицам, понемногу впитывая непривычную атмосферу, заодно пытаясь определить причину столь разительного контраста со своей родиной. Ближе к вечеру ему показалось, что разгадка найдена. В сказочном лесу общественная жизнь зиждилась на общих же идеях, ниспосланных или одобренных свыше. Мало кто вникал в их смысл, но каждый сознательный гражданин считал своим долгом демонстрировать свою приверженность им. Неосмысленные идеи воспринимались как некий идеал, к которому следует стремиться, независимо от его достижимости. Идеи как цель, — вот в чем состоял их истинный смысл. В Либерии же общая идея была всего лишь одна. И она была не целью, а средством. У нее не было четко определенной формы, и она не выставлялась напоказ. Она просто читалась в глазах каждого существа, которое попадалось на пути Бегемота.
«У каждого свой путь», — читал Бегемот в этих глазах. «У каждого свой путь», — думал Бегемот и чувствовал, как где–то в темных уголках его души ворочается Базилио, устраиваясь поудобнее. «У каждого свой путь» — величаво подхватывал легкий ветерок и, упиваясь своей значимостью, набирался сил и уносился вдаль, чтобы будить горы и злить моря, смеяться над зыбучими песками и драться с непроходимыми лесами. И только «возвышенный» замок оставался безучастным к шалостям вездесущего проказника. «У каждого свой путь», — витало над замком, презрительно наблюдающим за тем, как жизнелюбивый ветер робко облизывает его холодные стены.
