– Вы слышали, что я сказал, мисс.
Лу нравится, когда ее называют по имени, но Аарон не может избавиться от привычки обращаться к ней «мисс», как к начальству, – хотя выражает этим скорее вызов, чем уважение. У него тощие ноги, джинсы приспущены. Положив ногу на ногу и откинувшись на спинку стула с наигранной беспечностью, Аарон продолжает:
– Одна из этих – вы знаете, лесбиянок? Любите женщин? Содомитка? Да?
Личная жизнь – запретная тема для Аарона, и он прекрасно это знает. Он намеренно провоцирует Лу, и она не поддается на провокацию. Но она также знает, что этой области нельзя избегать полностью: как подросток, Аарон исследует собственную сексуальность. И Лу старается осторожно направить разговор в другое русло.
Он пододвигается на стуле, глядя на нее.
– Почему вы не хотите мне сказать? Стыдитесь?
Она не собирается втягиваться в этот разговор, но он ведет себя слишком вызывающе.
– Ты считаешь, Ааарон, этого нужно стыдиться?
Он с довольным видом откидывается на спинку.
– Получается, что да.
И снова Лу предпочитает не отвечать.
– Почему не хотите сказать мне, мисс?
Она проявляет твердость:
– Мы находимся здесь, чтобы разговаривать о тебе, Аарон, а не обо мне.
– Вы что же, думаете, что я буду с вами откровенен, если сами не хотите рассказывать о себе?
Резонно, думает Лу, но так дело не пойдет: Аарон использует эту тему, чтобы отвлечь внимание от себя. Не будь она его консультантом-психологом, она, может быть, и сказала бы ему о своей ориентации. Но это противоречит терапевтической динамике и вряд ли пойдет на пользу, особенно если он спрашивает главным образом лишь для того, чтобы удовлетворить свои вуайеристские потребности. Тем не менее поучительно, что он в настоящий момент привязался к этой теме; раньше он говорил только на отвлеченные темы, и Лу хорошо знакома была эта тактика уклонения. Про себя она улыбается, оценив эту увертку. Они оба уклоняются от нежелательных тем.
– Кайра тоже считает, что вы лесбиянка, – добавляет Аарон.
«Прекрасно, – думает Лу. – Значит, они меня обсуждают. Значит, вероятно, и другие ученики этим занимаются». Лу не хочет в дидактических беседах касаться своей сексуальности, и не только потому, что признание не соответствует ее роли, но и потому, что дети, с которыми она имеет дело, могут быть агрессивны, и некоторые крайне нетерпимы к другим, не таким, как они. Она сама об этом слышала – про насмешки над одним из учителей, которого сочли чересчур «шикарным», про запугивание слишком прилежных учеников, про жестокое издевательство над толстым воспитателем. У нее не было ни малейшего намерения подвергать такой угрозе свою личную жизнь. Она проработала в этой школе всего один семестр и не говорила директору и другим учителям о своей сексуальной ориентации. В конце концов, возмущенно думает Лу, какое им до этого дело?
