Когда успели они перенять у корейцев эту манеру носить тяжести?
Ближайшее место, откуда они могли выйти, находится в шести километрах отсюда. Ближайший пункт, куда они могли бы отправляться — в шестнадцати километрах. Холостов, оказывается, делал в уме тот же подсчет. Он сказал:
— Двадцать две версты!… Ну, и с-сукины кошки!.. А глядеть не на кого…
Пешеходы, поровнявшись с нами, сделали привал. Сбросили поклажу, сели, закрутили козьи ножки. Один сел на корточки, другой прилег под деревом. Это были евреи-колонисты. Они вышли пешком в расчете, что встретят в пути конных попутчиков и те их подвезуг. Своей лошади нет.
— А вы б не купили? — неожиданно бойко спросил Холостов. — А то вот конь продается! Ух, конь!
— А дорого?
— Да не дороже денег. За цену сойдетесь, но уж зато будете довольны. Всегда добром помянете Холостова Ивана. Вот, скажете, добрым конем наградил человек, пошли ему господь доброго здоровья.
Холостов стал расписывать коня, как невиданное чудо. Однако евреев испугали почтенные лета этого чуда. Тогда у Ходостова оказался на примете другой конь.
— Прямо не конь, а аллюр два креста! Боевой конь, на ему призы брать, на таким коню!..
Маклер сделался необычайно словоохотлив. Ему нехватало только суетливых местечковых жестов и въедливых интонаций. Покупатели молча и деловито смотрели, как человек хочет заработать комиссионные, и пыхтели махоркой. Уходя, они бросили ему свой адрес и приказали наведаться послезавтра, когда вернутся из Тихонькой. Вскинули поклажу и зашагали.
— Двужильные они или что? — сказал Холостов, глядя им вслед.
— Двужильные, — подтвердил я, — у них самая главная жила в середине. Она называется — воля…
— Слобода?
— Нет, — желание.
— Это вы к тому, значить, что — захочет человек, так и смогит?
— Это самое…
— М-да… — промычал он.
Момент был для него неудобный вступать со мной в спор.
Он долго курил и молчал. Я думал, он так себе молчит. А он, оказывается, что-то обдумывал.
— В коллектив никогда толком не собьются, — угрюмо сказал он наконец.
— Почему так?
— Да уж так, — протянул он. — Пятеро работают, а он, сукин сын, ходит и лодырничает…
Я спросил Холостова, откуда он знает про еврейские коллективы.
— А оттуда знаю, — отвечал он, — что мне сами евреи сказывали. Есть у меня знакомец из ихних же, еврей один…
— Ну, и что?
— А заходил ко мне и рассказывал. Как раз пришел, а у нас во дворе ссора. То ись не как бы сказать ссора, а обыкновенно ругали мы товарища одного своего… И даже так скажу, что и по морде ему давали.
