— Вот как? Насколько я помню, он упоминал во время своей инаугурации, что провел в беседе с вами довольно много времени.
— Одного лишь времени не всегда достаточно, чтобы достичь каких–либо результатов. Поэтому…
— Даже для Spunej, — сейчас голос Рамаж звучал осуждающе, — совершенно неприемлемо брать какие–либо дела в свои руки, если это является посягательством на прямые обязанности подчиненного. Я была бы очень признательна, если бы вы усвоили эту идею, посол.
— Я это прекрасно понимаю, и именно поэтому я пришел к вам сейчас.
Не пора ли его вышвырнуть? телохранители вопросительно взглянули на Spunej.
Пока в этом нет необходимости, шевельнула кончиками пальцев Рамаж. Движение было настолько мелким, что Тин Куихан едва ли что–либо заметил.
— Если вы желаете просто поговорить, я сделаю для вас исключение.
— Такая возможность — большая честь для меня.
— Однако вам не следует воспринимать эту возможность как новую привилегию; думать так было бы ошибкой с вашей стороны.
— Я понимаю, — Тин Куихан кинул взгляд на телохранителей Императрицы и добавил: — Раз мы договорились, я вас покину и освобожу место для тех, кому больше подобает здесь находиться в подобной ситуации.
Рамаж могучим усилием воли сдержала побуждение бросить в ответ «так покиньте» и коротко произнесла:
— В таком случае встретимся позже, после похорон. Мы сможем поговорить на моей Sezuria, пока не доберемся до вашего Menyu.
Повисло краткое молчание. Посол явно был недоволен тем, как мало времени ему было выделено.
Вообще говоря, посольство располагалось внутри Ruebei. Рамаж могла бы просто пригласить посла на борт «Гафтоноша», чтобы он отправился вместе с ней. В таком случае он, несомненно, смог бы наговориться вволю.
Тем не менее Spunej не стала дарить ему столь любезного исключения. Как Рамаж и подозревала, Тин Куихан был недоволен. Но, стараясь не выказывать своего недовольства, он отвесил глубокий поклон и произнес:
— Я польщен и признателен за предоставленную мне возможность, Erumita.
Пока они беседовали, остальные собравшиеся в погребальном зале продолжали прощаться с усопшим. Когда число желающих подойти к гробу уменьшилось, погребальный зал наполнился гулом. Никакого особого смысла этот звук не имел. Начался он с негромкого стона, потом все усиливался; Рамаж тоже добавила свой голос к морю голосов.
Те, кто уже подходили к гробу, второй раз не приближались. Гул становился все громче, вот он уже заполнил весь зал. Сперва этот хор звучал немного неровно, но затем пение множества голосов слилось в единую прекрасную мелодию. Это был реквием Аб, трогательная песня, символизирующая завершение жизненного пути Аб.
