— Не писал я ничего, батюшка. И не привечал бы ее, да знать хотелось, насколько глубоко бесстыдство ее зайти может.
Наталья выкрикнула несколько грязных ругательств — и медленно осела на пол. Глаза ее дико вращались, на губах показалась пена.
Мужчины явно растерялись, иметь дело с бабами в истерическом припадке никому не доводилось. Первым опомнился царь.
— Слуги!
Передал Наталью с рук на руки слугам и кивнул сыну.
— Пойдем, посмотрим, что там за записки.
Стоит ли удивляться, что никаких записочек нигде не нашли, хотя в покоях Натальи даже и стены простучали. Зато записочки, которые Наталья Алеше писала, нашлись, хотя и не все. Софья их тщательно отобрала, одну к одной, а уж руку Натальину Алексей Михайлович знал. И то сказать — хоть Наталья имя и не упоминала, но кое-что выцепить оттуда можно было и узнать адресата.
Мужчины молчали. Алексей Михайлович был подавлен. Алеша же просто молчал — ему было неприятно все это. И никогда бы он так не поступил, если бы не Софьины уговоры. Да и…
Политика — дело грязное. Уж сколько сестра ни говорила, а каждый раз убеждаешься. Или это так мерзко, потому что он подставил девушку? Да, какая ни есть, но она его любила. А он…
А все равно!
Теперь лишь бы не напрасно!
После обыска царь кивнул на свои покои — и медленно пошел к себе. Алексей следовал за ним.
Там Алексей Михайлович опустился в кресло — и сломленно закрыл лицо руками. Не было царя — лишь несчастный преданный человек, которому от того плохо и больно.
— За что она так, Алеша? Неужто не понял бы? Не простил бы?
Алексей огляделся, нашел взглядом кувшин со сбитнем, который стоял на столике у стены. Плеснул в кубок.
— Испей, батюшка.
Царь глубокими глотками пил сбитень. Дыхание его постепенно выравнивалось.
— Несчастный я человек. Все меня предают, воры одни кругом, верить никому нельзя… За что? В чем я провинился?!
— Не говори так, батюшка. Матушка тебя любила. Да и мы у тебя есть, мы не предадим. Просто иногда так бывает…
— Разогнать всех этих невест по домам…
— Не стоит, батюшка. Бояре обидятся. Ты лучше погляди на них — авось и выберешь себе любушку по сердцу?
— Я думал, она меня любит… Старый, вонючий…
Кубок с силой врезался в стену.
— Отправлю ее завтра к Матвееву! И чтобы духу его в Москве не было!
Алексей покачал головой.
— На смерть девку обрекаешь, батюшка. Что с ней Матвеев сделает?
Алексей Михайлович вздохнул.
— Думать о ней — и то больно.
— Прости меня, батюшка. Виноват я перед тобой.
