Маршалл сказал:
— Так вы говорите, он видел убийц?
— Этого я не знаю. А вам он не рассказывал?
— Конечно, нет. Ни под каким видом. Думаете, я бы забыл?
— Вероятно, стрелки испугались, что он их видел. Маршалл, я хочу их найти! Пусть ответят! За меня, за мою подругу, за Дарила, за Эстеллу. Помогите мне!
— Если он что и видел, то мне все равно бы не сказал. И если не видел, то не рассказал бы. Боялся, что я надеру ему задницу!
— Предположим, он видел. С этим трудно жить. Есть такой человек, которому он мог бы рассказать то, что боялся рассказать другим?
Маршалл утвердительно кивнул.
— Амелия. Мать его ребенка.
— У Дарила есть ребенок?
Маршалл посмотрел в потолок.
— Скоро два года. Девочка. Не знаю, дочка ли это Дарила, но она говорит, его. Он ее любил.
Ее звали Амелия Гойта, а ребенка — Джина. Адреса Маршалл не знал, но рассказал Скотту, как найти ее дом. Маршалл уже почти год не видел девочку и хотел знать, похожа ли она сейчас на Дарила.
Скотт обещал рассказать и начал было звать помощника, когда Маршалл всем телом повернулся за ним и спросил:
— Столько времени прошло, и вдруг они испугались, что Дарил их видел? И как они узнали, что он там был?
Скотт знал как, но отвечать не стал.
— Маршалл, детективы наверняка будут еще вас допрашивать. Не рассказывайте им об этом. Никому не рассказывайте, пока не услышите, что я мертв.
В покрасневших глазах Маршалла мелькнул страх.
— Не буду.
— Даже детективам не рассказывайте. Особенно детективам.
На выходе Скотт забрал наручники и пистолет и покинул тюрьму, не пробыв там ни минуты лишней.
Он десять минут ждал на тротуаре у парковки, и наконец из-за угла вынырнули Будрес с Мэгги. Мэгги взвизгнула и натянула поводок, и Будрес отпустил ее. Прижав уши и высунув язык, она рванула к Скотту — самая счастливая собака на свете. Скотт раскрыл объятия и поймал ее, когда она прыгнула к нему на грудь, — сорок два килограмма черно-песочной чистой любви.
На обветшавшей захудалой улочке в Эхо-парке Скотт отыскал дом, где жила Амелия Гойта. Здание предвоенной постройки было совершенно такое же, как и остальные дома квартала, если не считать Плачущей Девы. На фасаде здания плакала кровавыми слезами нарисованная Дева Мария. Маршалл сказал — мимо не пройдешь. Он не солгал — изображение Девы занимало три этажа. Номера квартиры Маршалл не помнил, Скотту пришлось спросить управляющего. Самый верхний этаж, квартира триста четыре.
Скотт не знал, дошла ли до Амелии весть о смерти Дарила. Когда они с Мэгги поднялись на третий этаж, он услышал плач и понял, что дошла. Он помедлил у двери. Мэгги понюхала косяк. Из-за двери доносился детский рев и плачущий женский голос.
