Когда Хольт прощался, Визе сказал ему чуть слышно:
— Все вы уедете… Один я, должно быть, останусь здесь. Меня, наверное, сочтут непригодным…
Хольт сквозь стекла зимнего сада смотрел куда-то вдаль. Бедняга! — думал он.
К вечеру Вольцов вернулся, и Хольт заночевал у него в пустой вилле. Они сидели в холле перед пылающим камином.
— Готовится зенитное оружие нового образца, — рассказывал Вольцов. — Так что пострелять мы еще успеем.
После урока стенографии у Хессингера предстояла раздача переходных свидетельств ученым советником Маасом, и настроение у школьников было самое каникулярное. Старый учебный год провожали лихо — грубыми выходками и развязными шутками. Престарелому Хессингеру, при всей его незлобивости, нелегко дался этот урок, он был беззащитен, и над ним издевались все.
— Никуда это не годится, — заявил Хольт на перемене. — С человеком так не обращаются, по-моему, это подлость!
— Ты прав! — сказал Гомулка серьезно.
— А зачем он все терпит? — взвился Феттер.
— Заткнись, ты! — гаркнул на него Вольцов.
Но тут случилось нечто небывалое: белобрысый толстяк Феттер, над тучным сложением которого все смеялись, вдруг взбунтовался против Вольцова.
— У тебя что, в заднице свербит? На второй год сесть не терпится?
Все так и ахнули. Но Вольцов не удостоил даже рассердиться.
— Дурак дураком и останется, — сказал он. И с усмешкой: — Маас прав, когда считает, что умом ты в мать, потому что жир у тебя явно от папаши!
Земцкий, стоявший у Феттера за спиной, стал потихоньку его накручивать:
— Этого ты ему спускать не должен!
Феттеру вся кровь бросилась в голову:
— Это… это… такое оскорбление… Сегодня же, в шесть у Скалы Ворона!
Вольцов удивился:
— Ты вздумал со мной драться?
— Ты оскорбил мой род! — кипятился Феттер. — Условия диктую я. К тебе явится Фриц, он мой секундант. — Земцкий усердно закивал.
— Я за судью! — протиснулся вперед Гомулка. Все стали уговаривать Феттера:
— Ты что, очумел? Да от тебя мокрое место останется.
Феттер чуть не плакал:
— А как же мой род?.. Он оскорбил честь моего рода!..
Из коридора послышался свист караульного.
В класс вошел Маас с аттестатами под мышкой, косо поглядывая поверх очков. Даже Вольцов был переведен в следующий класс, его выручили отличные отметки по гимнастике и истории, остальные оценки были у него самые плачевные. На улице он сказал Хольту, жмурясь от солнца:
— Прибыли вещи отца — все, что осталось. Пошли ко мне, распакуем.
Был удушливо жаркий день. Хольт и Вольцов в одних трусах стояли в кухне и набивали рот чем попало. Здесь уже давно не мыли посуды, раковины были завалены грудами грязных тарелок и кастрюль. На столе среди пакетов и остатков еды стояли бутылки красного вина, пустые и нераспечатанные. Вольцов, прихватив с собой молоток и стамеску и зажав под мышкой бутылку красного, повел Вернера в холл. Здесь на ковре стояли три больших ящика и два чемодана. Вольцов раздвинул тяжелые занавеси; в комнату ворвался яркий солнечный свет, заплясали тысячи пылинок.
