Он был уже в нескольких сотнях метрах от противоположного берега, когда вдруг с изумлением обнаружил, что несколько плавающих бревен медленно, но неотвратимо двинулись прямо к нему; приглядевшись к ближайшему, он заметил два горящих глаза и вытянутое рыло, а чуть ниже — огромные острые зубы.
— Вот черт! — воскликнул он в изумлении. — Ни хрена себе ящерки!
Когда же одна из этих «ящерок», добрых три метра в длину, с раздутым животом, прибавила ходу, одновременно разевая огромную пасть, полную желтых зубов, бедный канарец в полной мере осознал, что ему грозит.
— Боже мой! — ахнул он в ужасе. — Что за черт?
Он мигом бросился к ближайшему дереву и забрался на первую попавшуюся ветку, вцепился в ствол и попытался сдержать непобедимую дрожь, от которой в любую секунду мог свалиться в воду.
И посмотрел вниз.
Внизу разевали чудовищные пасти уже три десятка гигантских ящериц. Не было сомнений: одно неловкое движение — и он тут же будет разорван на сотню кровавых ошметков.
— Ну и местечко! — со злостью пробормотал Сьенфуэгос. — Если не люди, то рептилии — все хотят сожрать! Тут тоже явно нет никакого проку в том, чтобы быть христианином.
Он дрожал всем телом. Сьенфуэгос устроился на самой толстой ветке, чтобы немного успокоиться и поискать выход из трудного положения, в котором очутился.
Но никак не находил.
Шли часы, но ни одна из омерзительных тварей с остекленевшими глазами не сдвинулась от дерева, природа явно наградила их бесконечным терпением, как и способностью плыть вдогонку за обедом на пятьдесят метров.
Не дрогнул ни единый листик или цветок, это похожее на преисподнюю место застыло в полнейшей неподвижности, напоминая скорее лишенную жизни картину, словно сохранилось в том первозданном виде, как и было сотворено миллион лет назад.
С наступлением сумерек несчастного канарца обуял ужас, а когда тени над безмолвным озером сгустились окончательно, он понял, что как только погрузится в сон, то упадет, словно перезревший плод, прямо в пасть зверюгам, и потому он привязал себя широким поясом к стволу и приготовился пережить еще одну ночь кошмара и мучений.
Усталость вскоре освободила его от долгой битвы со страхом, и полчаса спустя Месиас Сьенфуэгос уже тихо посапывал.
