Больше не было гордой белокурой немки Ингрид Грасс, виконтессы де Тегисе, супруги жестокого капитана Леона де Луны; вместо нее появилась скромная и темноволосая донья Мариана Монтенегро, вдова офицера одного из фламандских полков, что отправилась за тридевять земель от своей родной Сепульведы в надежде забыть нестерпимую боль от потери любимого мужа.
— Зачем? — поинтересовался Луис де Торрес, узнав о твердом решении Ингрид сменить имя.
— Потому что я знаю своего мужа, он никогда не успокоится и не позволит мне просто так сбежать с Гомеры. Он поклялся, что предпочтет видеть меня мертвой, чем рядом со Сьенфуэгосом, а Леон не из тех, кто клянется попусту. Он меня найдет, но я хочу, чтобы это оказалось непросто.
— Он же не станет пересекать океан только ради мести.
— Если я сделала это ради любви, но он может так поступить из ненависти, ведь, в конце концов, это главные человеческие чувства, и они довольно похожи. А у него еще и взыграла гордость. Он приплывет. Не знаю, скоро ли, но приплывет.
— Я сумею вас защитить.
— Лучший способ защиты от оскорбленного мужчины — это избегать его. Поэтому я и не хочу, чтобы кто-нибудь знал мое настоящее имя.
— Тогда и Сьенфуэгос нас не найдет.
— Об этом не беспокойтесь. Я сама буду его искать.
Но вскоре стало ясно, что найти Сьенфуэгоса будет весьма нелегкой задачей, поскольку после долгого месяца скитаний с эскадрой вокруг берегов Гаити — или Сибао, как многие успели прозвать это место — адмирал решил основать город Изабелла, причем выбрал для него самое нездоровое и неподходящее для жизни место.
Будучи моряком, он мало знал о жизни на суше и мало о ней беспокоился, ему лишь нужна была безопасная гавань для кораблей, и потому злополучный первый город в Новом Свете построили не с мыслями о людях, а лишь с мыслями о кораблях, которые не страдают ни от удушающей жары, ни от зараза из окружающих болот, ни от смертоносных туч комарья, превращающих вечера в ад.
Вице-король приказал возвести в центре глубокой бухты, окруженной мангровыми зарослями, большой барак для королевских войск, собственный каменный дворец и хижины колонистов. Там их и построили, поскольку на этих берегах его слово было законом, несмотря на то, что наиболее опытные капитаны армады, в том числе смелый и увенчанный славой Алонсо де Охеда, настойчиво объясняли Колумбу, что в этом месте очень мало возможностей для обороны против вероятного нападения туземцев.
— Они не нападут, — ответил адмирал. — Гуакарани дал слово.
