– А подле валяется рубаха, – продолжила она, – пояс тут же, оголовник, вся женская одежа. Бабы по вышивке на оголовнике измыслили, что за кошка на дороге!.. А вечером лошадь вернулась на двор. Глянули… Батюшки! Хребтина у лошади вся облезла, язвы кровавые по всему брюху уж идут. Хозяин эту лошадь на двор не пустил, призвал попа. Поп прямо за воротами животину безвинную святил, кропил, чтоб, значит, кровяной грех на другую скотину не перекинулся. Еле отмолили бабий грех. Лошадь издохла в ночь, но более в доме никого мор не тронул. Но ты, Феодосьюшка, пуще всего бойся в крови оказаться в святой церкви. Если только почуешь, что быть сейчас нечистотам, сразу прочь из церкви беги!
– А если всенощная на Рождество? Неужели пропустить такое благолепие? – расстроилась Феодосья.
– Бегом из церкви прочь, я тебе сказала! А то в ведьму превратишься. А церковь потом придется сызнова освящать.
– Баба Матрена, тогда ведь парни и мужи догадаются, что у меня случилось?..
– Эка страсть! А то они не знают про женские нечистоты! Нечистой жене нельзя дежу замешивать, хлебы ставить, муку трогать. До просвир, упаси Бог, касаться. Ничего чистого делать нельзя! С мужем в одну постель ложиться нечистой жене грех великий. А уж если зачнешь чадо через крови, то народится кровавый разбойник.
– Страсти какие!.. – расстроенно всплеснула руками Феодосья. – Что ж мне сегодня, в сундук забраться да сидеть? Чего делать-то можно, баба Матрена?
Повитуха пожевала губами.
– Пряжу прясть – пожалуйте. Особенно красного цвету работу можно делать. Вышивать красным али шить из алого шелку. Так, без дела полежать тоже не грех. Молиться побольше, поклоны класть, все это нечистой молодой княгинюшке не возбраняется.
С последними словами, произнесенными Матреной шутливым тоном, жены встали из-за стола, дружно перекрестившись. Мария пошла полежать. (Впрочем, свекрови она сообщила, что сядет за изготовление кошеля для супруга своего Путилы. Мария уже второй месяц вышивала узорами кожаный кошель, выделанный из бычьей мошонки). Василиса запланировала пойти побранить холопов за какое-нибудь дело, а если худого не окажется, то так, для острастки. Матрена взялась перебрать в сундучке требуемые для бабицкого ремесла причиндалы. А Феодосья пошла в свою горенку. Прилегла было… Но мысли обо всем происшедшем, а особливо об услышанном от Матрены, распирали Феодосью, как вешние воды запруду. Она в волнении обошла горницу. Села на лавку. Не усидела, вскочила. Посидела подле поставца, одергивая и теребя скатерть. Но ноженьки сами подняли и понесли ее и от поставца прочь. Возле окна Феодосья взглянула на прялку. «Матрена сказывала, хорошо в кровях красным вышивать», – вспомнила Феодосья. Села на лавку. Достала из резного влагалища крошечные медные ножницы, иглы, тонкую металлическую нить, отливающую красным, золотую канитель, лазоревую ткань. Обвела глазами по ткани круг. Покачала головой, следуя мысленно картине окиянских волн. Зажмурилась на мгновение от яркости светила. Полюбовалась хрустальной твердью. Господи, что измыслила Феодосья? Али крови так на нея подействовали? И сказать, не перекрестясь трижды, страшно. Потому что замыслила Феодосья вышить карту тверди земной и небесной!
