– Тогда, может быть, позволишь помогать тебе деньгами? Я богат…
Бруни задорно хмыкнула.
– Это заметно, любимый! Только вот ведь беда – мне ничего от тебя не нужно! Ничегошеньки… кроме тебя самого!
И, повалив его на кровать, стала целовать его первой и ластиться, будто кошка.
Сорочка белым привидением слетела на пол. Двое любили друг друга, позабыв об условностях мира.
* * *
Пролетело лето. В этот год оно выдалось дождливым, почти не баловало жителей Вишенрога жаркими деньками, а тут вдруг и вовсе закончилось. Утра становились туманными, будто не выспавшимися. Над гаванью повисла дымка, а самый высокий шпиль на башне королевского дворца был скрыт низкими облаками.
Настроение Пипа вполне соответствовало погоде. Повар ворчал целыми днями, жаловался на подагру, гонял Веся и ругал нерадивых сестричек Гретель. Правда, на него никто не обижался. Все понимали, что близятся Золотые дни – середина первого осеннего месяца, – когда должна состояться свадьба Ваниллы и Дрюни.
Подготовка к сему событию шла полным ходом. Ванилла, решившаяся связать судьбу с любимым королевским шутом, стала звездой квартала Мастеровых. Томазо Пелеван, как самый уважаемый представитель гильдий, собрал в трактире Матушки Бруни всех, кто мог поучаствовать в подготовке свадьбы.
– Нашу девочку замуж выдаем! – заявил он. – Туточки, в этих улочках урожденную! Трудолюбивую и душевную! Посему свадьба должна стать событием!
Сидящий рядом с ним отец невесты недовольно морщился. Он не испытывал восторга от выбора дочери, а уж делать из него развлечение для всего квартала и вовсе казалось ему верхом неприличия. Но Томазо был непоколебим.
– Мы у тебя с Матушкой Бруни каждый день бываем! – сказал он. – Нет ни одного человека в квартале, который бы сюда не заходил! Твоей дочке, мастер Пип, славную свадьбу справить – самое малое, чем мы можем тебя отблагодарить за радость нашим животам! – И наглядно похлопал себя по откормленному брюшку. – Да и во дворце пусть узнают, что мы не мастерком деланы!
Впрочем, квартальные приготовления к свадьбе от Ваниллы тщательно скрывали. Даже Бруни не была посвящена в детали, ибо Томазо вполне справедливо полагал, что подружки на то и подружки, чтобы делиться секретами.
Тем временем невеста капризничала, выбирая ткань на свадебное платье, и даже умудрилась поругаться на эту тему с женихом, сообщив ему, что остановила свой выбор на шелке цвета слоновой кости и кружевной вуали того же оттенка. «Красава, – серьезно глядя на нее, заметил Дрюня, – эта шутка не будет смешной. Белый и его оттенки – цвета девственниц, ну, или, на худой конец, юных дев, претворяющихся девственницами. Взгляни на себя – твоя женственность выпирает, как дула пушек из трюма королевского галеона, идущего в атаку! Не беспокойся о деньгах, но выбирай любой другой цвет! Иначе тебя не поймут даже мои, отрекшиеся от меня, родители!»
