Поучительная экзекуция окончилась, а Ганс еще долго лежал лицом в землю. Потом он встал и пошатываясь, побрел вглубь леса.
Ганс шел оглохший и ослепший, не видя мира вокруг. Он стал чужим этому миру — обыкновенный прохожий, без дела идущий неведомо куда. Остановила его мысль, что он забыл что-то важное. Ганс присел на камень, достал из сумки дудочку, беззвучно перебрал пальцами по отверстиям, потом размахнулся и забросил ее в кусты.
Кусты раздвинулись, на поляну вышел Питер. На руках он нес маленькую Мари.
— Мастер, — сказал Питер, — Мари набила кровавую мозоль, она не может больше идти.
— Куда идти, зачем? — пробормотал Ганс.
— С вами, — пояснил Питер. — Они тоже решили уйти.
— Обязательно! — подтвердила Мари.
Все еще ничего не понимая, Ганс осмотрел ногу Мари, ободрал ивовую ветку, тщательно разжевал горькие листья и приложил зеленую кашицу к больному месту. Когда он, кончив лечение, поднял голову, то увидел, что вокруг стоят все его ученики: Анна, оба Якоба, Лизхен с Гансиком, и щеголеватый Людвиг, и все остальные, кого он не успел запомнить по имени, но любил больше всего на свете.
Значит, ничто не изменилось… Ганс вздохнул. Нет, изменилось многое. Дети ушли к нему из-под строгого надзора через полчаса после экзекуции. Просто так им это не удалось бы, наверняка они воспользовались его наукой. Но в городе уже спохватились, скоро вышлют погоню. Этого Ганс не боялся, он снова ощущал в себе силу и знал, что если захочет, то ни одна ищейка не возьмет след, а отпечатки детских ног оборвутся на камне, так что самый опытный следопыт руку даст на отсечение, что дальше никто не шел и, должно быть, сама скала раскрылась и поглотила детей. Их никто не найдет. Правда, прокормить такую ораву непросто, но он справился бы и с этим. Все было бы легко и понятно, если бы не одно возражение…
Ганс перевел взгляд на Мари. Ее круглая мордашка была удивительно и смешно похожа на бородатое лицо кузнеца, который стегал Ганса на площади. «Это наши дети, — прозвучал в ушах голос Вольфа Бюргера. — Ты честен и не будешь мстить городу». Именно так. Он не может увести детей, но не может и прогнать их от себя. Прав Бюргер, но прав и он. Решить их спор должны дети, каждый в отдельности, сам за себя, и не сейчас, когда обида мешается с болью, а по здравому размышлению, трезво взвесив все «за» и «против». Задача непосильная не только для ребенка, но даже для мудрого и дальновидного Вольфа Бюргера. И все же решать придется.
