— Ну-ка выходи, молодец! — раздался чей-то строгий голос.
Мгновенно появились какие-то люди с нарукавными нашивками, на которых были изображены череп и кости, и затащили Остерхагена в дом.
Гауптштурмбанфюрер СД подождал, пока Тиль слез с забора, и крепко схватил его за плечо.
— Вы что, с ума спятили, открыли стрельбу по служебному зданию?!
Тиль сбросил со своего плеча руку и, посмотрев на эсэсовца, сразу же узнал в нем хозяина вечера.
— Скажите лучше, наш дорогой хозяин, вы всегда так обращаетесь со своими гостями и стреляете в приглашенных?
— Из дома стреляли только для острастки. Покажите-ка вашу служебную книжку, лейтенант!
— Шутить изволите… — Тиль вложил пистолет в кобуру и, повернувшись к эсэсовцу спиной, зашагал прочь.
— Вы о нас скоро услышите! — крикнул ему вслед гауптштурмбанфюрер.
Лейтенант пошел обратно, вспоминая на ходу предупреждение Грапентина. Тиль понимал, что вместо того, чтобы как-то защитить капитана от неприятности, он сам влип в нее.
В нижнем этаже дома открылась какая-то дверь, послышались шаги. В освещенном проеме двери показалась фигура Альтдерфера, а за его спиной — Мартина. Капитан предложил ей руку, и она оперлась на нее. Шаги стихли.
Тиль снова вернулся в зал. Гости пели. Оркестр подыгрывал. Казалось, у устроителей вечера никогда не кончатся напитки, а у гостей не пропадет жажда поглощать их.
Грапентин молча выслушал доклад Тиля. На его лице не отразилось ни тени волнения.
Мартина Баумерт открыла входную дверь. Часы на башне пробили полночь. Начинался новый день — 6 июня 1944 года.
— К сожалению, Мартина, до сих пор у нас не было возможности спокойно поговорить. — В голосе Альтдерфера чувствовалось волнение.
— Да, вечер был довольно беспокойным.
— Но перед дверью тоже неудобно разговаривать.
Страх за судьбу брата, страх от ожидания овладел ею, и она сказала:
— Ну что же, войдите.
Они сели друг против друга: он у небольшого круглого стола, она у окна возле маленького столика, на котором стоял радиоприемник. В выдвижном ящике стола у нее лежал маленький пистолет, но Мартина мысленно убеждала себя в том, что он ей не потребуется.
— Много говорить нечего, — с чувством начал Альтдерфер, подгоняемый желанием во что бы то ни стало овладеть этой девушкой. Сметка опытного адвоката шептала ему, что она такая же, как и другие женщины, что, по-видимому, она знала уже немало мужчин и просто не поймет, если встать и уйти ни с чем… А завтра все будут подсмеиваться…
