На пять часов у нее было назначено свидание с Гансом, но она не рискнула пойти на него, боясь нарушить только что данное Альтдерферу слово.
«Вот я и попалась в ловушку», — устало подумала Мартина.
— Я довезу тебя до Нарбонна, а оттуда тебя заберет кто-нибудь из твоих людей. Потом я вернусь обратно и доложу командиру полка, — предложил Тиль Генгенбаху.
Машина ехала быстро, оставляя за собой густой шлейф пыли. На горизонте виднелось море.
— Довольно странный разговор был у нас сегодня с Рейно и этим рыбаком, — начал Генгенбах.
— Ты не считаешь сенсационным то, что нам сообщили оба француза?
— Нет. Однако определенное мнение о нас у них сложилось.
— Например?
— О том, что мы являемся сомнительными представителями Гитлера и великого германского рейха. Они нам довольно открыто высказали свои левые взгляды.
— Однако мы не соглашались ни с одним их утверждением, а наши аргументы…
— Которые их ни в чем не убедили, — прервал друга обер-лейтенант.
— Глупо было бы убеждать их в том, что есть и такие немцы, которые не позволят только в угоду кому-то сделать зло другому.
— Возможно, ты и прав. Но они могут подумать о том, что нашу точку зрения разделяют многие.
— А ты как сам считаешь? — спросил Тиль.
— Трудно сказать. Кто у нас вообще ведет политические разговоры? Обычный цинизм принимать во внимание не будем.
— Наверное, мы тоже относимся к категории обычных циников.
— Ты родом из бедной семьи и воспитан на других понятиях, чем я. У нас, например, в доме считалось, что самое почетное в жизни — это стать крупным чиновником.
— Мне же уже в детстве прививали практичность: если воротник у рубашки протерся, то ее нужно не выбрасывать, а всего лишь перелицевать. Главное же, чтобы галстук не съехал набок. И чтобы внешним видом не походить на пролетария.
Генгенбах рассмеялся:
— А меня лично учили: карабкаясь наверх, никого не пропускай вперед себя.
— Ну вот видишь! Теория твоих родителей подтвердилась. У меня отец был мелкий ремесленник — из меня вышел лейтенант, а ты перерос меня на целое звание…
— Но я дольше тебя служу в армии.
— Я сам удивляюсь, как это меня произвели в офицеры с такой родословной.
— Этому, Хинрих, есть объяснение. Ты был хорошим спортсменом, выступал на международных соревнованиях, принес рейху не одну спортивную победу.
— Да.
— Вот поэтому тебя и допустили в круг избранных, и тебе не пришлось быть ни членом гитлерюгенда, ни состоять в СА, как мне, например. А ты талант.
— Знаешь, Герхард, зря мы все-таки разболтались с французами.
