Отца это вполне устроило, но на лице все же играли нотки недовольства. Но и из-за чего?
— Джонатан, — начал отец, явно подбирая нужные слова. — Помнишь, что я тебе говорил? Любовь — это уничтожение, и если тебя полюбят — значит уничтожат.
Эти слова я помнил всегда, но никогда не считал верными.
— Но ты ослушался меня, — последние слова Валентин произнес жестко и недовольно, — ты пропустил все мои слова и уроки, которые я давал тебе всю жизнь мимо ушей.
— Отец… — начал я, но он сурово выкрикнул:
— Молчать!
В такие моменты, как сейчас, возражать Валентину было бессмысленно. С детства я помнил урок: слова отца — закон, и нарушение его карается казнью.
И вот сейчас, стоя перед отцом и смотря, как он гневно испепелял меня взглядом, мое тело моментально напряглось, вспоминая дни, когда отец избивал меня ремнем или кнутом. Он называл это воспитательной работой. Валентин считал, чем больше физических уроков, тем сильнее и выносливей я становился.
В какой-то степени отец был прав, но с другой стороны — его методы ужасные. Мне было известно, что Валентина также воспитывал и его отец, и по роду Моргенштернов этот обычай передавался веками. Нормальные люди посчитают нашу семейку дикой и сумасшедшей, но нефелимы, знающие наш род, как самых могущественных, знают, что мы являемся самыми сильными из всех сумеречных охотников.
— Мало того, что ты с ней встречался, причем не один раз, — продолжил отец вытягивая из тумбочки кнут. — Ты еще и рассказал ей обо всем. Ты привел ее к нам в дом, нарушил главное правило.
Отец замахнулся кнутом и, ударив прям возле меня, продолжал:
— Эта девчонка принадлежит к самому жалкому виду сумеречных охотников. Сноувайты — предатели и изменники, которые покинули мой круг, — сквозь зубы процедил он. — Она такая же подлая, как и ее семья. Они жалкий вид, а ты относишься к великому роду — Моргенштернов.
Мне хотелось выкрикнуть: «У нее есть!», но удержался от этого и, стиснув руки и зубы крепко, принял следующий удар. На этот раз длинный плетеный ремень попал на мое лицо. Было ужасно больно, но я терпел и пытался не закричать. Мне это удавалось, но в душе я хотел убить Валентина, отомстить за все издевательства.
К моему собственному удивлению, я стоял, как вкопанный принимая кучу ударом. По моему лицу текла кровь, спина сильно болела, а ноги уже были, как ватные, но я не обращал внимания. Стоял и терпел, зная, что если пошевелюсь или увернусь от удара — будет только хуже.
