Гоэта вздохнула и обошла соэра, чтобы видеть его глаза. Увы, как обычно, они скрывали мысли и эмоции. Эллина никак не могла понять, сердится ли он или спокоен. Вот и сейчас разговаривает официальным тоном, не поддался на ласку.
— Значит, так, Лина, — Брагоньер взял гоэту за руки, — ты поедешь при одном условии. Нет, даже трёх. Первое — возьмёшь охрану.
— Но…
— Или охрана, или не поедешь. Сбежишь, найду. Прятаться ты не умеешь, а опыт розыска беглых у меня богатый.
— Это точно, — согласилась Эллина.
Она помнила, как Ольер ли Брагоньер преследовал её во время истории с Гланером Ашерином. Соэр настиг жертву тогда, когда она уже успокоилась, уверилась, всё позади, взял тёпленькой в Университете, куда Эллина с большим трудом, обманув преследователей, добралась босой по снегу.
— Поэтому ты согласишься, — с нажимом произнёс Брагоньер, коснувшись пальцем краешка губ гоэты. — Условие второе — ты не сбежишь. И не закатывай глаза! А то опять окажешься в лесу рядом с некромантом. И третье — писать обо всех странностях в замке.
Эллина подумала и согласилась. Соэр не шутил, говоря, что иначе она никуда не поедет. Начальник Следственного управления Сатии легко и быстро отдаст приказ не выпускать из города девицу Тэр.
Брагоньер поцеловал любовницу и предложил подняться наверх. Она не стала отказываться и подарила соэру приятное завершение трудного дня.
Когда Эллина проснулась, Брагоньер уже ушёл. Он вставал рано, чуть ли не с рассветом, и приходил на работу раньше других сотрудников.
На столе лежала записка на обрывке счёта из магазина: «Ты обещала».
Гоэта улыбнулась, потянулась и, наскоро позавтракав, закончила вчерашние сборы. В сумку полетела пара книг по иллюзиям, новенький оберег от кладбищенской нечисти — Эллина купила его специально для поездки — и тёплые носки. На дворе, конечно, лето, но всякое может случиться. Поверх них легла флисса. Несмотря на все жизненные уроки, Эллина продолжала носить на поясе только кинжалы. На вопрос почему, она лишь пожимала плечами: «Я женщина, что с меня возьмёшь?». На самом деле гоэта не желала мучиться из-за бьющей по бёдрам железяки и опасалась косых взглядов крестьян. Смех смехом, но сельчане иногда страшнее ламий[5], мьяг[6] и упырей вместе взятых. Они люди старой закалки, не одобрили бы девицу с оружием. А ведь крестьяне — частые клиенты гоэтов.
Зевнув, Эллина набросала записку Урсуле и, взвалив поклажу на спину, спустилась вниз и открыла входную дверь.
