И невероятно увеличило мое уважение к власти Сатаны то, что в этом собрании не было мелодраматической секретности, никакой маскировки, никаких избитых номеров вместо имен. Его люди встречались лицом к лицу. Очевидно, сама мысль о предательстве была невозможна, а их вера в защиту Сатаны абсолютна. Я не сомневался, что все они, или большинство из них, были свидетелями моего подъема по ступеням и что они видели трагедию Картрайта. Но в их поведении ничего не говорило об этом.
Они пожелали Сатане доброй ночи. Я встал и ушел бы вместе со всеми, но Сатана остановил меня взглядом и кивком головы.
— Останьтесь со мной, Джеймс Киркхем, — приказал он.
И скоро мы были одни, стол убран, слуги ушли.
— Итак, — лишенные ресниц глаза глядели на меня через край большого кубка, — итак — вы проиграли!
— Не так много, как мог бы, Сатана, — улыбнулся я, — если бы я поднялся еще немного, мое падение могло бы быть таким же, как ваше — в древности — в самый ад.
— Это путешествие, — вежливо заметил он, — было весьма интересно. Но год пройдет быстро, и вы сможете снова попытаться.
— Попытаться упасть, вы хотите сказать? — рассмеялся я.
— Вы играете с Сатаной, — напомнил он мне, потом покачал головой. — Нет, вы ошибаетесь. Мои планы требуют вашего присутствия на земле. Тем не менее я хвалю ваше благоразумие при подъеме. И признаюсь — вы удивили меня.
— В таком случае я начал службу с замечательного достижения. — Я встал и поклонился.
— Пусть для нас обоих ваш год будет выгоден, — сказал он. — А теперь, Джеймс Киркхем, я требую вашей первой службы!
Я сел, ожидая дальнейшего; пульс мой слегка ускорился.
— Юнаньские нефриты, — сказал он. — Правда, что я организовал дело таким образом, чтобы они остались у вас, если вы окажетесь достаточно умны. Правда и то, что меня позабавило бы обладание этими брошами. Я вынужден был выбирать между двумя интересами. Очевидно, что в любом случае я должен был испытать полуразочарование.
— Другими словами, сэр, — серьезно сказал я, вы заметили, что даже вам не удастся два раза съесть один и тот же пирог.
— Совершенно верно, — ответил он. — Еще один недостаток этого так неловко созданного мира. Теперь нефриты в музее; что ж, пусть остаются там. Но музей должен заплатить за мое полуразочарование. Я решил приобрести нечто, принадлежащее музею и давно интересующее меня. Вы убедите музей отдать это мне, Джеймс Киркхем.
— А что это? — спросил я. — И каков будет метод моего убеждения?
