И еще одно чудо произошло. У Хайнца Виганда вдруг прошла астма. Заметил он это не сразу. Как-то раз он спустился из спальни в кухню и, когда уже был внизу, вспомнил, что позабыл вязаную фуфайку. Он опять пошел наверх и прихватил фуфайку; и лишь вновь в кухне он заметил, что ни разу не останавливался на лестнице. Он еще раз поднялся. И опять проделал это, не останавливаясь. Он глубоко вздохнул. Сбежал по лестнице вниз и снова поднялся наверх. Ничего! Он свободно дышал. Да, он дышал свободно. И тут Хайнц Виганд издал ликующий вопль:
— Дышу!
Так Хайнц Виганд стал новым человеком. Он вновь был мужчиной. По утрам люди видели, как он у раскрытого окна делает зарядку. Он мог бы даже танцевать, и именно этим теперь и занимался: два раза в неделю на «Почтовом дворе».
А однажды утром он вообще не явился на работу. Такого с ним еще никогда не бывало. В половине девятого к нему заглянул, чтобы узнать, в чем дело, Фриц Тайс, подмастерье. Дверь в дом была открыта, кухня — пуста. Хайнца Виганда он застал в постели, тот завтракал. На подносе перед ним стояла чашка солодового кофе и тарелка с двумя ломтиками кукурузного хлеба. Тайс, открыв рот, уставился на эту картину. Хайнц Виганд в постели — рабочий, с важностью вкушающий ломтики кукурузного хлеба, да к тому же — это уж был предел всему — с книгой в руках.
— А ты можешь работать, — сказал Хайнц Виганд, держа чашку кофе в руке. — Если охота есть, иди работай.
Да, он явно рехнулся. Фриц Тайс быстренько убрался. С подобной ситуацией он не хотел иметь ничего общего.
А по средам и субботам Хайнц Виганд регулярно отправлялся на танцы. Ни одного танца он не пропускал. Вальсировал, как юный бог. Еще бы, он ведь дышал. Он дышал полной грудью.
Летчик, Хаупт, Виганд, Ханна и вся их компания уходили, как правило, последними, когда на «Почтовом дворе» музыканты складывали инструменты, а стулья уже составляли на столы. Взявшись под руки — Хаупт всегда с краю из-за своей палки, — они растягивались во всю ширину улицы, смеялись и горланили так, что эхо отдавалось от залитых лунным светом домов.
— Все дерьмо смыло, — кричал аптекарь. — А мы выплыли.
Они приходили на «Почтовый двор» каждую среду и субботу, Ханна с удовольствием танцевала, но однажды вечером Хаупт поднялся и ушел.
Он был уже почти возле дома, когда его догнала Ирмхен. Она всхлипывала, слезы текли у нее по щекам и по подбородку.
— Что же ты убегаешь, дурак? — крикнула она. — Это ж надо, в самом конце у тебя сдают нервы.
