А вот как, вполне в рамках действовавших правил, гурманствовал Евгений Онегин:
Пред ним roast-beef окровавленный
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга трог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.
Ю. М, Лотман комментирует это следующим образом: «кровавый ростбиф» — блюдо английской кухни, модная новинка в меню конца 1810 — 1820-х: «Страсбурга пирог» — паштет из гусиной печени, «нетленный» не потому, что принадлежал к вечным ценностям, а благодаря тому, что доставлялся из Страсбурга консервированным, и это тоже было тогда модной новинкой: консервы как раз изобрели во время недавних наполеоновских войн. Употреблявший все это, таким образом, буквально телесно воплощал свою принадлежность не только к аристократии и к «международному сообществу», но и к культурному авангарду.
Прямая речь, или Чаша достоверности
— Не в пирогах счастье.
— Ты что, сума что ли сошел?
А в чем же еще?»
А. Линдгрен. «Карлсон вернулся»
О народе, культуре, истории можно спорить до утра. Но разве присутствует дискуссионный момент в вобле?
П. Вайль, А. Генис
Не только теплый, дышащий, еще немного сонный после духовки пирог с мясом, не только истекающая золотистым соком, уютная жареная курятина, но даже простая сосиска — причем как раз общепитовская, серая, измученная, съеденная в дыме и гаме какой-нибудь пельменной (... остались ли сейчас такие?) — ничуть не меньше способна волновать, быть путем к высоким смыслам, способом почувствовать сильную, крупную гармонию мироздания, чем, допустим, наспех, в трясущейся электричке прочитанное и навсегда в нас оставшееся стихотворение Мандельштама. О правильно просоленной, хорошо провяленной вобле я уж и не говорю. Совершенно ясно, что она — точно в той же мере сама интенсивность жизни, что и разговоры под нее и сопутствующее ей пиво. Все это — звуки языка бытия, застигающие нас врасплох и наверняка. Это — его прямая речь к нам. А мы ей внемлем всей собственной цельностью, ибо еда — одна из тех благословенных областей бытия, где разум с чувством образуют редкостное единство, до, наверное, неразличимости.
Подобные веши хорошо чувствовал и не раз об этом высказывался Вас. Вас. Розанов, у которого вообще было большое чутье на достоверное в этом мире сомнительностей. Самое, наверное, знаменитое его высказывание на сей счет, которое цитируется едва ли не по любому поводу, как только речь зайдет о неразрешимости проклятых мировоззренческих проблем, это когда он в ответ на вопрос, что делать, советовал: если лето — ягоды собирать и варенье варить, а если зима, то пить чай с этим вареньем. В самом деле, естественные структуры бытия подсказывают естественные же пути их устроения. Поэтому ничуть не удивительно, когда человек, опустошенный неудачами, усталый и злой от бесплодности всего, в каком-то очень позднем часу ночи, не смущаясь тем, что завтра сдавать срочную работу, а за окном уже светает, оставляет компьютер, идет на кухню, залезает в холодильник, достает оттуда все то же варенье, намазывает его на хлеб или отрезает кусок благословенно-холодной, бодрой докторской колбасы, принимается жевать — и немедленно чувствует, что жизнь определенно стала налаживаться и вообще в ней есть островки надежности, достовернейших безусловностей, что бы там ни происходило за окном и в так называемой душе. Их можно потрогать губами, за них можно языком, зубами, пищеводом, а вслед за тем и всем существом ухватиться в любом хаосе — и удержаться.
