Любовь, или Не такие, как все | страница 49



Зря он так сказал, потому что Таську это еще больше раззадорило.

– Интеллигент вшивый! Я тебе покажу «семь шкур»!

И она с удвоенной силой принялась мутузить обидчика.

Миленький под градом ударов сначала охал, хрюкал, ныл, стонал, но чем больше Таська его била, тем сильней уставала; удары становились все слабее и слабее, возгласы – все ленивее и неискреннее. Таська настолько вымоталась, спуская пар, что в конце концов просто уселась верхом на «маньяка» и дубасила его сумкой по голове, едва тот пытался выползти.

Но и в таком положении она долго продолжать не смогла и вскоре начала клевать носом, а потом и вовсе заснула. Можно было резко сбросить ее на землю, вбежать в домик и закрыться. Миленький, однако, рисковать не стал. С Таськой на спине, прижимая правой рукой к груди камеру, доковылял он на трех костях до двери. Перевалив через порог с тою же примерно скоростью, что и улитка вползает на склон Фудзи, проник он в свое жилище и аккуратно перекантовал утомившуюся за день девку на свою лежанку.

Теперь можно было разогнуться. Миленький повесил камеру на гвоздик и на цыпочках вышел на улицу за дровами. На дрова он пускал деревянные ящики: разбивал их на дощечки, и они очень хорошо влезали в буржуйку (да и горели замечательно).

Вернулся, растопил буржуйку, поставил чайник и зажег несколько свечей. В их свете он с любопытством уставился на свою гонительницу. Идеальные пропорции, редкой красоты юное лицо. Определенно, сегодня его день. Не сводя глаз с Таськи, он потянулся за камерой.

– Только попробуй, гаденыш, оставшиеся зубы выбью, – сказала Таська и села.

Миленький забился между буржуйкой и стенкой:

– Не дерись, дура! Кыш отсюда! Пошла!

– Ты меня сам сюда затащил, кретин!

– Лучше бы в грязи валяться оставил! – оскорбился Миленький.

Таська огляделась. Внимание ее тотчас привлекли фотографии. Изучив ближайшие, она снова повернулась к Миленькому:

– Ты что, действительно маньяк?

– Сама ты маньячка!

– И тебя до сих пор еще никто не побил?

– Пшла отсюда, дура!

Если бы Таська, кроме фотографий, могла видеть историю каждого снимка, она бы увидела, как Миленькому доставалось. Били его все – мужики, бабы, подростки, дети. Чаще, конечно, доставалось от баб. Интеллигентные били по щекам. Служащие дамы – кулаком в глаз. Девушки – с визгом. Бабы – деловито. Старухи – клюками. Неизменным был лишь результат: поломанный Миленький с раздавленной камерой валялся на земле и молился, чтобы пленка не засветилась.