– Нам удастся выбраться?
– По-моему, да. Мы близки к тому.
Сначала ледяным холодом влилось в душу облегчение. Потом гнев.
– Больше нигде нет необъяснимого онемения? – спросил я.
– Нет. А что?
– Если появится, ты проверишь и скажешь мне, идет?
– У тебя что-то есть на уме?
– Забудь. – Я больше не сердился.
– Черт меня возьми, если забуду. Ты же отлично знаешь, что это были механические неполадки, болван. Ты же сам их починил!
– Нет. Я тебя убедил, что я должен их починить. Надо было, чтоб ты поверил – турбины должны опять заработать. Я тебя вылечил, сотворив чудо, Эрик. Просто я надеюсь, что мне не придется выдумывать для тебя все новые плацебо на обратном пути.
– Ты так считал и все-таки вышел на крыло на высоте шестнадцати миль?
– В механизмах Эрика что-то хрюкнуло. – У тебя желудок вместо мозгов, Коротышка.
Я не ответил.
– Ставлю пять тысяч, что неисправность была механическая. Пусть решают механики после нашего приземления.
– Идет.
– Включаю ракету. Два, один…
Ракета включилась, вдавив меня в металлический скафандр. Дымные языки пламени лизали кресло возле моих ушей, выписывая копотью черные узоры на зеленом металлическом потолке, но застилающая мне взгляд розоватая дымка не имела отношения к огню.
Человек в толстых очках развернул схему венерианского корабля и потыкал коротким пальцем в хвостовую часть крыла.
– Вот примерно здесь, – сказал он. – Наружное давление сжало канал провода как раз в такой степени, что провод больше не мог сгибаться. Он вынужден был вести себя так, как если бы был жестким, понимаете? А потом, когда металл расширился от тепла, вот эти контакты сместились и разошлись.
– Я полагаю, конструкция обоих крыльев одинакова?
Он посмотрел на меня с удивлением.
– Ну разумеется.
Я оставил в груде Эриковой почты чек на 5000 долларов и улетел на самолете в Бразилию. Как он меня отыскал, мне никогда не узнать, но этим утром пришла телеграмма:
ПОЧЕМУЧКА ВЕРНИСЬ Я ВСЕ ПРОСТИЛ МОЗГ ДОНОВАНА Пожалуй, я так и сделаю.
