Но так вышло, что у наших брайтоновских друзей к моменту переезда уже была собачка Мотя, приобретённая непосильным трудом ещё при вынужденном сожительстве с одесситкой Раей. Мотя по всем правилам была зарегистрирована в нью-йоркском специальном департаменте, которому всегда есть дело до всех маленьких собачек. Ей даже дали специальный нагрудный знак официального жителя Нью-Йорка, за что человеческие родители ежегодно отстёгивали департаменту приличную сумму. Потому что департаменту тоже надо ведь как-то выживать в этих ежовых объятиях капитализма.
И вот вместе с детьми и скарбом спрятанная в рюкзак Мотя под прикрытием ночи переселилась в многоквартирный дом. Что было очевидным криминалом. Так как её человеческие родители кровью подписали договор, заверив домком, что собак у них нет и не будет. А Мотя имела странную для горожан особенность – не только любить многоквартирные дома, но и дважды в день прогуливаться. Она с детства познала океанский бриз и, считая унижением справлять нужду на пеленке, требовала открыть входную дверь. Мотю опять запихивали в рюкзак и с бесстрастным лицом проходили мимо консьержа Питера и любопытных соседей. И выпускали на пляж под названием Брайтон-бич.
Между тем этажом ниже Моти жила американская бабушка. Это был другой вид бабушек, нежели тётя Рая. Вид бабушек, рождённых в США, плевать хотел на беременность соседей и на любые другие светлые и даже грустные моменты их жизни. Но он свято блюдёт закон. На таких бабушках, считают сами бабушки, держится Америка. И если бумажный мусор выкинули в обычную помойку для отходов, или если ребенок плачет третий раз за день, или если кто-то тявкнул за стеной, то бабушки, исполняя гражданский долг, мчатся в полицию и стучат там на соседей, пока всё досконально не запротоколируют. Потом возвращаются и мило тебе улыбаются, потому что теперь жизнь страны, а значит и твоя жизнь, станет правильной и эффективной. В общем, стучащие друг на друга бабушки, по сути, и есть то самое гражданское общество, о котором мы неистово мечтаем при острых обострениях патриотизма.
И вот гражданская бабушка настучала на Мотю. И к собачкиным родителям пришёл активный домком с требованием выселить незаконного жильца к собачьим чертям. Мотины родственники плакали и рвали на себе волосы, взывали к человечности и сердечности домкома. Но тот был непоколебим. Он тряс перед злостными нарушителями длинными бумагами, на которых те несколько месяцев назад признавались в нелюбви к маленьким собачкам. Мотина судьба трусливо прижала уши и мелко дрожала от страха.
