Окончательно вернув самоконтроль, я поместила кусок в герметичную банку и крепко закрутила крышку. Поставив банку вниз на освещенное солнцем место на тротуаре, я взглянула на небосвод.
– Ярко светит солнце. Это хорошо.
Теннер скрестил руки на груди и тоже посмотрел вверх.
– И что в этом такого хорошего? И что ты, в конце концов, делаешь с этой чертовой свиной кожей?
«А какого черта ты стоишь здесь и задаешь мне свои дурацкие вопросы?» – захотелось бросить мне в ответ. Но я просто пожала плечами. Я не хотела доставлять ему удовольствие, показывая, как сильно меня потрясло его возвращение – как и в прошлом его отъезд.
– Делаю трупный сок.
– Что? – побледнев, переспросил он.
Его реакция вызвала у меня улыбку.
– Много вы знаете о расследованиях, офицер Вейд? – Он открыл рот, чтобы ответить, но я прервала его раньше: – Вы слышали, что запах гниющей свиной кожи наиболее близок запаху человеческого трупа? – Я подошла ближе к зданию и достала банку, оставленную мною здесь месяц назад. Прежде светло-розовая кожа в ней стала теперь тошнотворно серого цвета. Сама же плоть выглядела опухшей и расщепленной на некрупные кусочки. Осторожно я открутила крышку и поставила банку на землю рядом с ногами. – За запах псевдочеловеческого трупа некоторые дрессировщики собак готовы выложить круглую сумму денег. Но мои наблюдения показали, что ничто не может заменить запах настоящего мертвеца.
Теннер издал звук, напоминающий рвотный позыв, который тут же замаскировал кашлем.
– Это отвратительно.
– Именно поэтому я предпочитаю работать одна. – Я склонилась над банкой, пытаясь дышать преимущественно ртом. Один вдох через нос, и Теннер увидит, что я ела сегодня на ланч. Не важно, что я уже в течение трех лет натаскиваю ищеек – я начала заниматься этим, едва окончив школу. Однако к запаху смерти я вряд ли смогу когда-нибудь привыкнуть. – Я дрессирую собак, учу их находить пропавших людей. Хоть я и предпочитаю, чтобы мои собаки находили живых, но все-таки должна же я их подготовить к иному исходу.
Я посмотрела на Теннера и заметила его оценивающий взгляд. Вернувшись к своему занятию, я снова напомнила себе, что меня больше не должно волновать его мнение. Годы моей глупой юности – хоть и миновало всего четыре года – прошли уже вечность назад, так что теперь меня совершенно не волновал мужчина, которому я когда-то подарила свое сердце и готова была часами гадать, что значило то или иное выражение его лица, что он хотел сказать очередной своей двусмысленной фразой или что означает его загадочный взгляд. Я уже слишком взрослая для всего этого. Но все же не удержалась и взглянула на него еще раз. Какого черта он напялил эту полицейскую форму?
