Вот когда наступило настоящее вавилонское столпотворение.
Казалось, потолок ресторана обрушится и погребет под собой всех — вместе с самим консулом Франции и ресторатором Штени.
Сановные особы исступленно кричали «вив», «ура», «слава». Солидные граждане хлопали в ладоши, разбивая пальцы в кровь, как мальчишки. Аристократы «чистых кровей» топали ногами, как лошади, как плебеи на галерке в цирке. Величавые генералы и невзрачные штатские тузы падали друг другу в объятия. Дамы и старики плакали. Они продавали родину иностранцам с упоением.
Репортера «Маленьких одесских новостей» уже давно вынесли за дверь. Уже, должно быть, жужжали типографские машины, печатая экстренный выпуск газеты, а в ресторане все еще не смолкало шумное ликование.
Кто-то затянул марсельезу, ее тотчас же подхватили за столиками лидеров партий. Министры и дипломаты грянули «Боже, царя храни!» Генералы, точно юнкера, запели с присвистом: «Марш вперед, трубят в поход черные гусары, звук лихой зовет нас в бой, наливайте чары!..»
Потом все с бокалами шампанского толпой двинулись к столику мосье Энно. Каждый из двухсот представителей российской «общественности», присутствовавших в ресторане, хотел чокнуться с представителем цивилизованного мира — с великим консулом великой Франции, возвестившим великое спасение великой Российской империи.
И каждый, чокаясь, во все горло орал свой вопрос, стараясь перекричать всех остальных.
Херсонский помещик Балашов ревел:
— Так помещичьи имения будут возвращены?
— О, безусловно, мосье! — любезно кивала ему супруга консула Франции.
Товарищ председателя Протофиса Демченко надсаживался:
— А акции, займы, долги будут гарантированы?
— О мосье, что за вопрос? — разводил руками мосье Энно.
Председатель Одесского биржевого комитета Вайнштейн чуть не разрывался:
— Мон дье![17] Мессия! Чтобы я так жил!
Царскому министру Кривошеину посчастливилось протиснуться к самому столику и ухватить мосье Энно за борт пиджака. И он тянул консула к себе, откручивая ему пуговицы.
— А наши вожди, наши вожди? — допытывался он. — Я имею в виду — как с Милюковым?
— Вы можете быть совершенно спокойны, мосье! — заверил его мосье Энно, спасая свои пуговицы. — Мосье Милюков не далее как третьего дня в Яссах поставил свое факсимиле на оригинале этой декларации.
— А представители российского капитала? — домогался московский банкир Третьяков. — Российский капитал не был забыт на высоком совещании в Яссах?
— Мосье Рябушинский, мосье Гурко и мосье Шебеко — русские Ротшильды — держали в руках текст декларации, — тонко улыбнулся мосье Энно.
