* * *
Продюсер подозвал режиссера, прижимая указательный палец к губам, и показал глазами на дона Педро и Дани. Они снимали вместе уже не первый фильм и понимали друг друга с полувзгляда. Режиссер куда-то исчез, а уже через пару минут оператор снарядил двух своих помощником портативными камерами и они стали деловито прогуливаться по съемочной площадке, делая вид, что «пристреливаются», готовятся к началу рабочего дня. А на самом деле сняли лучшие эпизоды фильма. Когда много позднее актер и Дани увидели эти немые сцены, где они беседуют о своих возлюбленных (с трудом заставил себя употребить это слово в полном соответствии с его давно забытым смыслом и значением), каждый из них подумал: «Он действительно был такой… странный. Значит и я тоже.»
* * *
Мерилин уже очень давно не имела никаких контактов и находилась в абсолютной изоляции. Она ведь ничего не знала о посещении Мадрида её коллегами, потому что по сценарию, разработанному курчавым и лысым, до последнего момента и не должна была ничего знать кроме того, что ей сообщат посланники Центра. Сначала это очень нервировало, потом она стала привыкать, а в Мадриде, когда она осталась вдвоем с Аной, на неё снизошел покой.
Через три дня после случайной встречи с рыжим длинноруким мужчиной пришло очень странное послание Центра, которое Мерилин поначалу не поняла, потому что оно противоречило всем предыдущим установкам. Она долгое время жила в ожидании неизвестно чего; знала, что должна быть в любой момент готова, но не знала, к чему. А в послании это всё по сути дела отменялось и ей в мягкой форме было предложено, т. е. приказано, лететь в Мюнхен и пожить там максимально открыто со своим актером. Мерилин была красивая, умная женщина и хорошо подготовленная, но пока совершенно неопытная шпионка. Это было её первое серьезное задание и её готовили к нему очень долго и тщательно, по особо секретному плану. Новизна плана состояла в том, что главное действующее лицо, т. е. сама красавица мулатка, эфиопская еврейка, возлюбленная — не любовница, возлюбленная — дорогостоящего актера, не только до самого последнего момента не знает ничего, кроме второстепенных деталей, но и после завершения операции — разумеется, если все пройдет удачно, в полном соответствии со сценарием курчавого и лысого, — не будет ничего знать. Даже того, что всё уже позади и можно расслабиться. И что тут самое интересное: курчавый и лысый во всех вариантах плана операции предусмотрели последним пунктом:
