И тут «а поговорить» под нашим окошком каждый божий день. Мир стал сложнее теперь. В нём больше шума. Прежде, например, если человек идёт по улице, разговаривая сам с собой, было очевидным: он не в своём уме. Теперь же так говорят по телефону, айфону, айпеду и себе на уме, а вокруг слышны чужие разговоры: приватная беседа, или деловой разговор, или советы детям.
Шум за окном меня не трогает, голоса естественны. Меня пугают странные шаги на лестнице, скрипучие в тишине. Слышны шаги за стеной. «Кто бродит там по ночам? Кому это в голову взбрело?» Лестница ведь пожарная, и ею не пользуются. Причём особенный медленный ритм. Казалось, людям несвойственно так ходить.
Ночью я просыпался (нестоек старческий сон) и каждый раз слышал медленные шаги за стеной. Они необыкновенные, какие-то медленно-неумолимые, их не спутаешь, словно ступает рок. Выходит, можно себя с ума свести даже ритмом шагов. Необычный их ритм мне всюду мерещился и даже пугал.
Машинка, измерявшая моё кровяное давление, была не из лучших и ужасно трещала. По утрам, когда дом ещё спал, я выходил в коридор измерить давление. Из коридора через соседнюю мне, в торце коридора, дверь шёл на пожарную лестницу, где, казалось, не услышит никто. Включенная машинка трещала, как взлетающий самолёт, но рядом никого не было, и я чувствовал себя вполне уверенно. Раз только через грохот машинки услышал я грузные шаги над собой. Кто-то спускался с верхних этажей, должно быть, там проведя эту ночь. Скрипели ступени, и казалось, что сверху неумолимо спускается рок. Я слышал знакомые приближающиеся шаги. Казалось, встреча неизбежна. Ниже и ниже, и почти что рядом, и вдруг выше этажом они пропали. Идущий вышел с лестницы в коридор.
Что я подумал? Мы приехали из жестокого мира, и мы защищены, но здешний мир – другой. Постепенно мы теряем в нём свой панцирь защищенности и становимся жертвами проныр. А что присуще пронырам? Коммуникабельная болтливость, способность втереться в доверие без мыла в убедительности простоты.
Всех нас, бесспорно, в этой жизни дурят. Дело лишь в степени везения и доверчивости. Контакт, как правило, основан на нашей деликатности, доверчивости и беззащитности, которую не каждый способен оттолкнуть. «Можно, я рядом с вами постою? Я так соскучился по языку». Ну, что же, место не заказано, и ответить не трудно. «А поговорить?» И так шаг за шагом, штрих за штрихом твоими же поступками рисуется портрет простака, который в итоге согласен и помочь, и даже, пожалуй, кормиться из рук. О, наша святая простота!
