В это время распахнулись ворота дома и выехал маршал Дубас. Он был еще в генеральской форме, на которую успели нашить золотые вензеля главнокомандующего. На ногах у Дубаса были стеклянные сапоги. И было видно, что он очень спешил и надел их на босу ногу. Шея, затылок и спина Дубаса составляли единое целое, будто вытесанные из одного бревна. У него была куцая бородёнка, но толстые щеки предавали ему очень важный вид. Он сидел на брезгливом белом слоне.
Когда Дубас надувался, то очень походил на индюка, а индюки походили на него: также надувались, невнятно бормотали и выпячивали грудь. Тотчас алые королевские пчелы покинули улей и устремились к маршальской бороде. На ней всегда оставалось сладкое, к тому же их так приучили и у Дубаса получилась не куцая, а живая шевелящаяся алая борода.
Слон был белым и говорящим, но постоянно морщился и от этого у него был постоянно брезгливый и недовольный вид. И маршал Дубас выглядел недовольным: то ли из-за того, что его подняли с постели, то ли, что не успели сделать почётный лавровый венок с золотыми дубовыми листьями, но скорее всего от того, что он не успел перекусить и его тянуло к столу.
– Что? – спросил Дубас и зевнул, а слон поморщился.
Писец, немыслимо изогнувшись, подал протокол, в котором было указано, что пойманы два лазутчика. Один отрицает всё, другой называет себя пограничным Охотником. По всем законам их следует неотложно казнить.
– И это всё? – зевая спросил Дубас. Он было хотел уже хлопнуть в ладоши, чтобы прозвучал гонг, и крокодил упал с дерева, но во время заметил, что под дерево поставили одного. И крокодил, упав, съест одного, а это неэкономно. Но тут говорящий слон закивал и брезгливо напомнил, что по законам страны перед казнью полагается последнее слово.
Дубас тоже вспомнил и кивнул.
– Последнее слово. Да, покороче.
Художник шагнул вперёд.
– Уважаемый главнокомандующий, – произнёс он, – я чужестранец и прибыл сюда из далёкого Мира. От самой границы на каждом шагу меня подстерегали опасности. А храбрый Маленький Охотник рискуя охранял меня и предостерегал, а потому он вовсе не заслужил наказания. Наоборот, его следует поблагодарить и наградить, чтобы и у другие брали с него пример.
– Не слово, а речь, – поморщился Брезгливый Слон.
– Да, я давал тебе слово, – возмутился Дубас, – а ты произнес целую речь, а речи здесь разрешаются мне одному. Но я ещё не готов говорить. Я ведь ещё не поел и после еды не отдохнул. Но мне пришла в голову мысль: поступай-ка ко мне в охрану. Я – бородач и ты – бородач. И все подумают, что я – это ты, и даже во время моего обеда и сна. Начни служить у меня, и я разрешу тебе ношение синей бороды. Это большая привилегия, потому что только синей бороде разрешается душить своих жен.
