— Почему? Здесь нет ничего, что касается тебя, — он остался стоять. — Если ты видела что-то — а нам обоим ясно, что ты ничего не видела — но даже если и так, возможно, это были хорошие. Эти люди. И, быть может, они просто пришли попрощаться. Было бы мило, если бы ты могла уважать это. Каждый должен иметь возможность попрощаться.
— А у тебя была? — спросил я, не подумав. Он остановился.
— Не так, как я должен был.
— Почему?
Он приподнял одну бровь. — Что-то помешало этому.
Этим чем-то была я. Не удивительно, что он был так зол, когда я настояла на том, чтобы мы поговорили. Мы шли дальше по кладбищу, где деревья были огромными и суховатыми от возраста. — Ты сказал, это были хорошие. А есть еще и плохие?
— Плохое есть всегда. Разве ты это не знаешь?
— Кто ты из этих двух?
Он взглянул на меня обиженно. — Ты этого не видишь?
Я нервно вскинула руки в воздух. — Ты не хочешь мне помочь. Ты не хочешь рассказать мне ничего полезного.
— В каком смысле полезного? То, во что Верити впуталась… Но ты видела, как это опасно. Ты еще попрощаешься с жизнью.
— Мне все равно. — Эти слова сорвались у меня с языка, прежде чем я смогла их остановить.
— Но так не должно быть, — сказал он твердым голосом. — Не будем больше об этом, Мышка. Для тебя здесь ничего нет.
— Что все это снова значит?
— Это значит, что ты славная девочка. Закончи колледж. Выйди замуж за хорошего парня. Роди пару малышей и живи спокойной жизнью в пригороде. Если ты больше не будешь вмешиваться, ты сможешь все это иметь. У тебя может быть любая жизнь, какую ты захочешь, и это, черт возьми, благословение.
Я оттолкнула его от себя. — Благословение? Я видела, как умирает моя лучшая подруга. Какое же в этом благословение?
Взгляд, которым он меня одарил, был холодным и презрительным. — Ты выжила. Этого не достаточно?
— Нет. Без нее нет. — Я чувствовала, как у меня навернулись слезы, но осаждала его дальше: — Неужели ты не понимаешь? Я бы сделала все, чтобы вернуть ее. Все. Но это невозможно, я знаю. Но ее больше нет, и я должна… я должна искупить перед ней свою вину.
— Прекрати плакать, — сказал он, но в его интонации прозвучало сочувствие. — Это не твоя вина.
Я вытерла слезы тыльной стороной кисти. — Ты этого не знаешь.
— Конечно, я знаю это. — Он приподнял мое лицо к своему. Вблизи его глаза сверкали как золотоносная река нефрита. Было сложно воспринимать еще что-то другое, когда он так на меня смотрел. — Верити была предопределена, чтобы совершить что-то великое, а люди, которые это сделали, они хотели остановить ее. Они виноваты в этом, не ты.
