Так думал командир бригады и решил пособить лейтенанту.
— Павел Иванович, — предложил он Никитину, — может, всплывем на пару минут? Пусть штурман определится по радиомаякам. И ему облегчение, и у тебя на душе будет спокойнее.
Реакция на его слова была совсем не такой, как он ожидал. Смолкли все за столом. Штурман побледнел, и в его глазах комбриг прочел горечь и обиду. Лейтенант что-то собирался сказать, но его опередил командир корабля:
— Нет, всплывать раньше времени не будем. Сомнения в точности прокладки у нас нет.
Штурман попросил разрешения выйти из-за стола и исчез в люке переборки.
«А малый самолюбивый, — проводил его взглядом Сомов. — И горячий. Под стать Никитину».
Лодка всплыла после того, как штурман коротко доложил командиру:
— Пришли!
Сомов и Никитин выбрались на мокрый мостик. Туман рассеялся. Солнце уже клонилось к горизонту, но после электрического освещения отсека все вокруг было настолько ослепительно, что резало глаза.
— Слушай, Павел, — сказал Сомов, — так и быть, бери с собой в поход своего штурмана. Но черкни мне пару строк, что он тебя вполне устраивает. Это так, для успокоения совести. Ведь надо мной тоже начальство есть.
— Значит, письменную характеристику требуешь? Эх, Матвей, Матвей! Обюрократился вконец!
— Лево по курсу — буй! — прозвенел голос сигнальщика.
На малом ходу лодка приблизилась к красно-белому шару. Боцман уже поджидал его, примостившись на откинутом руле глубины.
Будто подстегнул кто-то комбрига. С юношеской ловкостью он сбежал по скоб-трапу и кинулся на нос лодки к боцману. Взяв из рук главного старшины поплавок, Сомов изумленно разглядывал его.
Это был тот самый буй, стоимость которого комбриг грозил вычесть с Никитина. С мокрого пенькового троса, привязанного к поплавку, вода стекала на ботинки Сомова. Но он ничего не замечал. К нему подошел командир корабля.
— Ты специально для меня такой фокус подстроил? — спросил Сомов.
— Вот еще! Это обычная тренировка нашего штурмана.
— Ну и артист!
В глазах Никитина блеснули озорные искорки:
— А характеристику все же писать, товарищ комбриг?
— Пошел ты к черту!
Комбриг нянчил в руках влажный поплавок. Подкинул его на ладонях.
— Вот она, характеристика! Ты думаешь, я не понимаю, что такой характеристике любой штурман позавидует!
В укрытой горами бухте было тихо. В синем небе плыли клочковатые облака. Наступали, закрывали солнце. Но оно, упрямое, жгучее, ускользало из их объятий. И тогда на мостике подводной лодки сразу начинало пахнуть нагретой краской. Сыромятников недоумевал: зачем старшина заставил его надеть штормовой костюм? Говорит, в море восьмибалльный ветер. Шутит, поди. В бухте вода еле морщинится, синяя-синяя. Но старшина 2-й статьи Быстров— человек непреклонный. Вот и пришлось напялить на себя эту негнущуюся куртку, просторную и неуклюжую. И жарко в ней и неудобно. Сыромятникову кажется, что офицеры на мостике — командир корабля, старший помощник и флагманский штурман — потихоньку посмеиваются над его неповоротливостью.
