Отрывает нас от работы команда старшины:
— Смирно!
В переборочную дверь, согнувшись, протискивается командир корабля. С разбухшего реглана струится вода. Лицо усталое, сиреневое от холода. За командиром входит инженер-механик.
— Вольно! — говорит командир. Он стягивает мокрые рукавицы, греет руки о металл двигателя. Пытливым взглядом окидывает нас. Объясняет, что с неисправной захлопкой лодка не может погрузиться. Значит, надо лезть в надстройку. Голос командира временами заглушается ударами волн. Теперь, когда дизели молчат, мы даже сквозь толщу прочного корпуса слышим рев шторма.
Сейчас командир вызовет охотников. Все невольно подаются вперед. Трудно там, наверху, опасно. Но разве струсит кто-нибудь из нас? Вот бы меня послали. Показал бы я этому Соломатину, что за человек Кузьмин и у кого сознательности больше.
Командиру все ясно. Такой уж он у нас: каждого насквозь видит. Говорит нам:
— Знаю, любой пойдет. Но нужно выбрать самых крепких и ловких…
— Меня, товарищ командир!
Ну конечно, Соломатин! Этому всегда вперед надо выскочить.
Командир молчит. Оценивающим взглядом ощупывает каждого из нас. Я вижу красные жилки на белках его исстеганных брызгами глаз, припухшие веки, трещинки на обветренных губах и даже серые крупинки соли, выступившие на обсыхающих щеках.
— Пошлем старшину второй статьи Синцова, — предлагает инженер-механик.
— Согласен, — кивает головой командир. — А помощника пусть он сам себе выберет.
Я разочарованно вздыхаю. Меня-то уж Синцов не возьмет. Сейчас вызовет Соломатина.
— Со мной пойдет матрос Кузьмин, — говорит вдруг старшина.
Я не верю ушам своим. Стою хлопаю глазами.
— Вы готовы, товарищ Кузьмин? — спрашивает командир.
— Так точно! — заявляю во весь голос.
Дай мне волю, я бы сейчас на шею кинулся нашему строгому старшине!
Ушел командир, а мы спешно начали готовиться. Матросы помогли мне и старшине надеть гидрокомбинезоны. Притащили и кислородные аппараты, но старшина сказал, что и без них в надстройке не повернуться. Мне через плечо повесили холщовую сумку с инструментами. Товарищи жали нам руки, желали успеха. А Соломатин и на этот раз не удержался от поучений:
— Помни, какая личная ответственность на тебя возложена. Тебе предстоит важнейший, серьезнейший, так сказать, экзамен. Надеемся, что ты его выдержишь с честью.
Каждое слово прямо в передовицу боевого листка просится!
И вот мы на мостике. Еле брезжит рассвет. Выглянул я за ограждение рубки — и сердце упало. Волны горами ходят, переваливаются через палубу. И шум вокруг какой… Вспомнил слова Соломатина и, признаться, подумал: «Да, экзамен… Слизнет вот волна, словно букашку, и поминай как звали». От размышлений отвлек вопрос командира:
