Я пошла, смотрю — сеньор с сеньорой, уже в годах, но одеты хорошо, очень чистенько. Они сказали, что их машина стоит у парадного входа, и что слишком долго звонили, но звонок, оказывается, не работает, и вот, по чистой случайности, увидели записку насчет звонка у калитки.
— Мы, собственно, по объявлению.
Сеньор протянул мне квадратик из газеты, вырезанный очень аккуратно, и говорит — вот тут все написано, посмотрите. Я стала читать, а там не разбери-поймешь: буквы да точки. Одна буква с точкой, две буквы с точкой. И адрес. Потом снова буквы с точкой. Хоть бы, какое слово целиком. Ничего не поняла, сказала только, что если с детьми, хозяева не сдадут. А сеньор сказал, что у его сына трое детей и каждому ясно — дача в первую очередь нужна детям. И то ли в шутку, то ли всерьез добавил: что же прикажете делать моему сыну с детьми? Может, они кликнут царя Ирода?
Повернулись и ушли. Даже до свидания не сказали. Сеньора ждала меня у фонтана, в этом фонтане посередине скульптура — каменный мальчик в летней шляпке, выкрашенный синей и зеленой краской, только уже линялой. Он сидит, а в руке у него букет цветов, и из одной ромашки струйкой вверх бьет вода. Зять чистил зубы на галерее, чистит, а сам смотрит в нашу сторону и шея полотенцем обмотана. Он на кухне умывался, потому что в умывальнике под лестницей что-то в кране свернулось, и его подвязывали тряпочкой, чтобы не текло. Я сказала, что приходили муж с женой, уже в возрасте, что они долго звонили в парадную дверь и вообще обозлились, когда услышали насчет детей. А сеньора на это — люди иногда такие бестолковые, в записке все сказано, и все равно звонят в дверь. Ну а мы отключаем электричество — звоните, сколько влезет! Пока зять чистил зубы, мы с сеньорой любовались красной рыбкой в фонтане, ее мальчику подарили на День Волхвов и назвали Балтасаром, как того царя. Я взяла и спросила, почему они не хотят сдавать с детьми. Сеньора сразу — дети все порушат, поломают, поди, убереги, да и зять очень против. Не успели мы войти в дом — снова звонок. Из сада. Я бегом к калитке. Открываю, там молодой человек, и первые его слова: это не дом, а черте что, настоящий бред, ходи-ищи с таким дурацким адресом!
Мои хозяева все время сдавали свои дома, и мне приходилось всем объяснять одно и то же. Ихние дома пустовали и по три и по четыре месяца, а как не пустовать, раз такие условия…
Детей я решила отводить к сеньоре Энрикете, потому что это не жизнь, а каторга. Она приняла детей как родных и девочку привязывала шарфом к стульчику. Надо было, говорит, с первого дня приводить ко мне. Я ей не велела давать детям соленые орешки, а им тоже наказала, чтобы не просили, потому что они дома ничего не ели, что ни дай. Но из нашей затеи ничего не вышло. Мальчик сидел скучный, обиженный и часами тянул — хочу домой, хочу домой. Не хочу на улицу, хочу домой! Ну и куда деваться — снова оставляла их дома, да и, по правде, пока они сидели без меня, все как-то обходилось.
