— Здравствуй, Ваня, — кивнул он. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, спасибо тебе, — искренне поблагодарил я. — Слушай, у меня небольшая просьба, только обещай не ругаться. Мне нужен рецепт на «Тридарон-18», лучше на пару упаковок сразу.
Гольдштейн задумчиво пожевал губами, очень пристально меня разглядывая.
— Что случилось? — наконец, серьёзно спросил он.
— Мне придётся некоторое время провести на Гайтаре, а с этой штукой мне будет гораздо спокойней. Не волнуйся, я всё помню: не больше одной дозы, в конце — продолжительная реабилитация и здоровый сон.
— И поэтому ты просишь две упаковки? — вздохнул он.
— Я просто боюсь, что он понадобится не только мне. Хочу попробовать вытащить оттуда одного человечка, и я не уверен, что он будет в этот момент в удовлетворительном физическом состоянии. Может статься, его придётся подбодрить, — пояснил я.
— Я бы советовал тебе вообще бросить эту глупую затею, что бы ты ни затевал, но ты же всё равно не послушаешься! — вновь философски вздохнул доктор. Под печальным взглядом его весьма выразительных всепрощающих глаз мне почти стало стыдно, но отступать я в самом деле не собирался. — Хорошо, будет тебе две упаковки. Я проведу разрешение через пару минут, можешь покупать. Заодно приготовлю всё необходимое, если твой «крайний случай» окажется совсем уж крайним, и придётся снимать тебя с этой отравы на второй стадии. Только я тебя умоляю, Вань, не достань нигде ещё и третью дозу и помни про противопоказания, ладно? Нет, я тебя даже тогда вытащу, но очень хочется обойтись без этого, потому что организм совершенно пойдёт в разнос. Ты хороший парень с замечательной наследственностью, и я искренне желаю тебе долгой полноценной жизни, а не до семидесяти инвалидом на лекарствах.
— Да что ты меня запугиваешь, — поморщился я. — Я очень надеюсь, что мне первый-то не понадобится!
— И я надеюсь, — кивнул доктор. — Петровичу ты об этом уже сказал?
— Пока нет, — я не удержался от мучительной гримасы. — Но он у меня следующий на очереди; сейчас с тобой закончим, и буду каяться.
— Ладно, это всё?
— Всё. Да, митрадонол туда присовокупи в одноразовых дозах, хорошо?
— Я бы одним им ограничился. Но — ладно, добавлю, — вновь со вздохом кивнул Гольдштейн. — Удачи тебе.
— Спасибо, — кивнул я, отключаясь. — Она мне пригодится, — пробормотал себе под нос и старательно настроился на разговор с Петровичем.
Андреем Петровичем Емельяненко звали моего тренера, и за всё то, что я умел сейчас, нужно было благодарить именно его упорство и тяжёлый характер. Низенький, худощавый, довольно слабый физически, он был потрясающим тренером и обладал воистину железной волей. Когда он выходил из себя и начинал кричать, потрясая кулаками, — а голос у него был совсем неподходящий для такого тщедушного человечка, низкий и весьма сильный баритон, — это выглядело почти анекдотично, потому что мне Петрович буквально «дышал в пупок», не доставая макушкой до подмышки.
